Анна Христолюбова - Жертва Венеры

***

Закричать не удалось, из горла не раздался даже писк. Из-за плеча медленно пятившегося Фёдора Маша зачарованно смотрела на зверя. Он приближался быстрее, чем они отступали. Оставалось уже не больше пяти шагов. Из пасти с выпяченной ковшиком нижней губой пахнуло смрадом. Маша видела влажно блестевшие жёлтые клыки, каждый с её указательный палец, и чёрный нос, похожий на огромный пятачок.

В этот момент они поравнялись с опрокинутой жаровней, вокруг которой все ещё тлели рассыпанные угли. Фёдор вдруг, чуть повернув голову, негромко, но как-то очень жёстко процедил сквозь зубы:

– К собору. Бегом!

И оттолкнул её назад и в сторону. Сам же схватил валявшийся на земле обмотанный промасленной тряпицей факел и ткнул его в жаровню. Тот мгновенно вспыхнул.

Маша бросилась к собору, но, пробежав с десяток саженей, отчего-то остановилась и обернулась. Размахивая факелом, Фёдор шёл на медведя и выкрикивал какие-то непонятные слова.

Зверь замер в удивлении, даже реветь перестал. Фёдор продолжал наступать на него: двигался ровно, мягко и почти не хромая, словно танцевал – шаг вправо, шаг влево. Ещё несколько шагов, и сноп пламени полыхнул прямо перед оскаленной мордой – медведь попятился. Он сердито фыркал и мотал огромной башкой, должно быть, дым попадал в нос и глаза.

Маше показалось, что зверь сейчас развернётся и уйдёт, но тот вдруг стремительно рванулся вперёд. Молниеносное движение огромной лапы, за спиной раздался общий полувздох-полувскрик – несколько десятков людей на паперти Покровского собора 11 11 Собор Покрова Пресвятой Богородицы, что на рву – так называется собор Василия Блаженного на Красной площади. так же, как и Маша, не дыша наблюдали за поединком. Фёдор пошатнулся, на миг потерял равновесие, но всё же устоял на ногах и в свою очередь, изловчившись, ткнул факелом прямо в морду медведю. Завоняло палёной шерстью, зверь взвыл, плюхнулся на четыре лапы и, развернувшись, бросился наутёк.

Оказалось, что она стоит на коленях прямо на камнях мостовой шагах в двадцати от соборного крыльца.

Бросив факел на жаровню, Фёдор обернулся, увидел Машу и пошёл к ней, сильно припадая на правую ногу.

Она, пошатываясь, поднялась навстречу.

– Простите, сударыня. – Лоб Фёдора блестел от пота, и завитки тёмно-русых волос казались чёрными. Разорванная на груди рубашка постепенно пропитывалась кровью. – Не пристало вам этакими словесами ушки поганить… Я полагал, что вы в церкви укрылись…

Он говорил что-то ещё. Маша заворожённо глядела, как двигаются губы, но слов не разбирала – звуки вибрировали, меняя тембр и громкость.

– Вам плохо, Мария Платоновна? – Фёдор тревожно нахмурился и шагнул к ней.

Маша тоже сделала навстречу маленький шажочек, краем глаза заметила высокую фигуру Мити, бегущую через площадь от Константино-Еленинских ворот. Всё вдруг поплыло перед глазами, воздух задрожал, словно марево над костром, и растворил всё, кроме встревоженного лица с внимательными серыми глазами. Не понимая, что делает, она подняла руку и ладошкой коснулась его губ, затем чуть шероховатой кожи щеки и только после этого покачнулась и стала оседать к его ногам. Как Фёдор подхватил её, она уже не почувствовала.

***

Открыв глаза, Маша увидела знакомую брусяную стену, поточенную жучком – тонкие линии походили не то на тайные письмена, не то на восточные узоры на халате факира… Где-то она видела такие недавно…

Узоры пропали, а вместо них память выплеснула оскаленную звериную морду с влажно блестевшим носом. Маша вздрогнула, судорожно всхлипнула и проснулась окончательно.

Она лежала в своей кровати, а рядом сидели нянька и младшая сестра Катюшка. Обе шили, а в окно ярко светило солнце.

Услышав, что она пошевелилась, Катька бросила недоштопанный чулок и кинулась к Маше:

– Марусенька! Опамятовалась! Слава Заступнице Пресвятой!

– Я что, спала? Днём?

– Ты без памяти была. Уж третий день. Лекарь велел тебя не теребить, сказал неври… нери… нервическая горячка!

Лекарь? Маша поразилась. Откуда у её родителей деньги на лекаря? Или она помирает? Осторожно пошевелила руками и ногами, ожидая ощутить нестерпимую боль, но ничего не почувствовала. Впрочем, даже когда два года назад умирал от крупа младший братишка, денег на лекаря не нашли, и за больным ходила знахарка-ворожея. Так откуда лекарь?

Кажется, она произнесла последнюю фразу вслух, потому что Катька восторженно заверещала: