Андрей Тимофеев: От Первого лица

После длинных, школьных каникул день знаний погнал детей в школу. Мне хорошо был знаком этот посёлок, у меня, что в Большой, то и в Малой Вишере, жили тётки по материнской линии. Маленьким я проводил все каникулы в гостях у хлебосольных, добродушных родственников. Здесь я был крещён, здесь вместе со своими двоюродными братьями проходил курс просвещения и понимания этой безграничной жизни, здесь начиналось чувство Родины.

Автобус подходил на автовокзал небольшого городка ко времени отправления электрички на Питер. Между населёнными пунктами была одна остановка по Николаевской железной дороге, соединяющей две столицы. Пятнадцать минут в электричке безбилетным пассажиром и вот я уже стою на платформе в ста метрах от цели моего визита. Подойдя к проходной и назвав волшебное имя начальника охраны, я очутился в кабинете директора конторы один на один с хозяином предприятия. Разговор был коротким: мы сошлись на трёхстах баксах оплаты труда в месяц, и я отправился в сопровождении мастера своего цеха осматривать место своей работы.

Не боги горшки обжигают. По территории предприятия от здания до здания сновали рабочие, перетаскивающие на плечах шестиметровый сосновый пиловочник, одетые в грязные спецовки они радостно галдели, перемешивая великий русский язык с матом портовых грузчиков. Мы с мастером Толей миновали по разбитой грунтовой дороге, проходящей по заводику, административное двухэтажное строение и оказались перед входными высокими воротами, ведущими вглубь места будущей работы. Помещение это было не из худших проявлений социалистического реализма: одноэтажное, вытянутое в длину метров на сто, с высоченными потолками, здание, в котором стоял запах пиленной, хвойной доски и опилок. Этот аромат успокаивал и убаюкивал, в его ласках и чарах растворялся шум работающего оборудования и смелые окрики рабочих, умело и ловко выполняющих свои функции.

– Привет работникам пилы, – произнёс я волшебное заклинанье, ставящее на одну доску короля и коллектив пешек.

Ребята остановили ленточную пилораму, обступили меня, и как листья осенью посыпались вопросы: откуда приехали? Где работали? Как будете работать? Я терпеливо начал объяснять, что приехал из областного центра, лесом занимаюсь уже четыре года и жить буду у тётки здесь в Большой Вишере на Лесной улице. Мастер Толя, непривыкший к такому обращению начальства с подчинёнными, потащил меня за рукав турецкой, джинсовой рубашки в кабинет начальника цеха. Открыв дверь, я увидел два письменных стола и штук шесть или семь металлических стульев.

– Это ваш стол, – указал дружок на утопающий в глубине кабинета объект, заваленный книгами и бланками табелей.

Жизнь покатилась по накатанной колее. Я опять был при деле, а это значит лишь одно – скоро появятся деньги. Много раз я начинал и поднимал бизнес, как выражаются физики, с абсолютного ноля, но череда регулярных предательств и измен сводила всё на нет.

Окунувшись в проблемы подчинённого мне цеха, я и не заметил, как подошёл к концу мой первый, рабочий день. Осень, как хитрый и осторожный зверь, уже начала подкрадываться к лесам и полям, перелескам и косогорам, городам и посёлкам, поступью чуть выпившего человека. Тут и там проглядывали жёлто-красные всполохи ещё зеленоватых деревьев, трава начинала вместе с больной желтухой старухой харкать пятнами увядания. Лужи стали отливать серо-свинцовым отражением бесконечных небес, и негромко лишь райские птицы пели о поре вечного праздника любви. Потихоньку пробираясь по грунтовой дороге, я подходил к неказистому домику тётки, участнику Великой войны и послевоенного восстановления державы. Открыв скрипучую калитку, я прошагал по двору и постучал в деревянную дверь. Мария Александровна выглянула в окно кухни и сказала мне, что дверь открыта и пригласила меня к столу. У моих деда и бабушки по материнской линии было семеро детей: три особи мужского пола и четыре женского. В тридцать четвёртом году прошлого столетия, во время сталинских репрессий, десять лет без права переписки за анекдот про советское правительство получил по пятьдесят восьмой статье уголовного кодекса мой дед. В 1938 году от тяжёлой болезни умерла моя бабушка и тётя Маня взвалила на свои хрупкие, женские плечи все тяготы жизни по воспитанию братьев и сестёр в шестнадцать лет. В девятнадцать встретила Великую Отечественную и как могла помогала приближать Победу на проходившей недалеко линии фронта, служила батальонным поваром. Когда батальон уходил на позиции, она оставалась одна рядом с полевой кухней. Всегда рядом с ней находилась ещё оставшаяся с далёких мирных времён боевая винтовка. И вот однажды она кашеварила и вдруг услышала немецкий говор. Спрятавшись за усладой желудка, взяла в руки винтовку и положила вышедших на полянку двоих фрицев. За этот совершённый обыкновенной, русской женщиной подвиг тётка была награждена медалью «За отвагу». Когда я был маленьким Мария Александровна давала мне поиграть медальками, их было четыре штуки, среди которых я запомнил медаль «За победу над Германией».