Надежда Бугаёва - Сказка о царевиче-птице и однорукой царевне

***

Забудь – мы будем лёгкими, как воздух,

Сам ветер будет саблей в наших ножнах.

Забудь – дай сердцу в пепел раскрошиться,

Летает пепел легче всякой птицы.

А если встретят саблями нас люди?

Тогда бороться ветром с ними будем.

А если разлетится в поле пепел?

Тогда узнай в аду меня, мой светик.

***

И вот однажды в пятницу вечером, когда она, собравшись, уже готова была выйти из издательства, её остановили и велели зайти к Г-ну Трепунову, помощнику Г-на Сементковского, следившему за порядком среди служащих обоих полов. Захватите вашу сумку, барышня, сказали ей, заметив, что Ляля Гавриловна хотела оставить портфель на столе.

Она вошла в кабинет Трепунова, где уже сидел некто по фамилии Г-н Рядельников. Кем точно он работал в издательстве, она не знала.

– «Вы у нас прошлого года-с выпускница гимназии», – сверил Г-н Трепунов по своей книге, – «Эспран Ляля Гавриловна-с. Мне бы хотелось избежать сего разговора, барышня, но мы знаем, что вы регулярно и упорно нарушаете правила, заведённые в нашем издательстве.»

Она не понимала. Она ожидала, что он хотел сказать ей что-то насчёт жалованья, которое на днях всем уплатили, а ей почему-то нет.

– «Мы знаем, что вы уносите домой то-с, что вам не принадлежит вовсе.»

– «Это не так», – начала возражать она.

– «Так-с», – спокойно и даже вяло сказал Г-н Трепунов. – «Я знаю. Вы нарочно приходите позже всех, хотя должны сидеть за своим столом в девять часов утра.»

– «Но я всегда прихожу раньше 9-ти утра.»

– «Нет, не приходите-с. Я знаю также, что вы грубите тем, у кого по долгу службы забираете корреспонденцию и прочее-с.»

– «Как это – грублю?»

Неправда его обвинений была так явна, что сама же выдавала себя. Ляле Гавриловне казалось, что вот-вот всё разрешится, уж слишком нарочитой была ложь.

– «Обыкновенно грубите-с. Не слушаете, что вам говорят, вырываете почту из рук-с.»

– «Но я никогда не вырывала…»

– «Вырывали-с, я знаю.»

Как он может знать неправду, то, чего не было, подумала Ляля Гавриловна. Она не успела ответить.

– «И вы переписываете себе в тетрадь сочинения наших уважаемых господ поэтов, кои вам не принадлежат, а вот сие уже есть преступление-с», – добавил Трепунов. Ляля Гавриловна заметила, что Г-н Рядельников ни разу не поднял головы и с безмятежным выражением на лице рассматривал лежащую перед ним бумагу.

– «Позвольте-с вашу сумочку.»

Ляля не соображает, что на это ответить. Это её старый гимназический портфель, которым она продолжает пользоваться и на службе. Трепунов уже ищет в её сумке, выкладывает на стол её вещи. Г-н Рядельников нежно поправляет края у лежащей на столе бумаги.

– «Это ваше-с?»

– «Моё.»

О чём это он? Ляля опять озадь завесы. Его равнодушный голос слабо доходит до неё, а её и вовсе ему не слышен.

– «А это-с?»

– «Моё.»

– «А перьевая ручка-с? Ручка чья-с? Рядельников…»

Ляля должна найти какой-то способ показать им, что ручка её собственная – такие подержанные вещи Маркс не выдаёт работницам.

– «Моя, моя», – кричит она, но вместо крика выходит бубнящий и тихий ответ, сказанный чужим голосом.

– «Правда, ваша-с.»

Неясная тревога начинает волновать Лялю Гавриловну. О чём это он? Что он ищет?

– «Вынужден сообщить, барышня, что вы больше не сможете работать в издательстве журнала "Нива”.»

– «Почему?» – не понимает Ляля Гавриловна. Она чувствует, что вот-вот потеряет всё, и готова солгать любую ложь, не задумываясь.

– «Мне так нравится служить в издательстве, я так полюбила эту работу», – лжёт она, отчаянно утопая в невозмутимости Г-на Трепунова.

– «Никак не возможно-с, барышня, прошу подписать тут», – он подталкивает к Ляле разлинованный журнал.

– «Но я же ничего не сделала», – упорствует она.

– «Подпишите, барышня, всё решено-с.»

– «Пожалуйста, Г-н Тре…»

– «Подписать всё равно надо-с.»

Она подписывает и уходит. Г-н Рядельников продолжает любовно разглядывать свои руки на столе.

Во вторник Ляле Гавриловне выдали выходной листок, но не остатки жалованья: их удержали якобы в счёт истраченной на Лялю Гавриловну канцелярии и порченного ею имущества.

На выходном листке она увидела дату – 25 мая 1899 года.

Её уволили ещё неделю назад.

***

Первой мыслью Ляля Гавриловна подумала, что больше не увидит его .