Ольга Бруснигина - Манюшка

Ох, простота душевная!

Женщина окинула оценивающим взглядом родственницу Катерины, хмыкнула, типа: «ходят тут всякие, от дел отвлекают». Вялым движением руки махнула в сторону, куда должны двигаться непрошеные гости. Повернулась спиной, подхватила полные ведра воды и уверенным шагом направилась в дом. Все – разговор окончен! Даже воды испить не предложила!

Пошли по узкой тропе вдоль деревни, по указанному направлению. Пока доплелись до сгоревшего дома, на ногах по целому килограмму грязи налепилось.

Дальше новый сюрприз, Катеринина избенка оказалась так мала, что походила больше на баньку или амбарушку, в которой хранили зерно. Именно в такой жила страшная-престрашная Баба Яга – Костяная нога, о которой с детства знают все ребятишки и которой пугают в случае непослушания.

«Как можно здесь вообще жить?» – мелькнуло у девушки в голове. Дом у дяди в уездном городке большой, устроенный, а это строение жильем назвать сложно. Сарай, не сарай, а так – халупа!

На Машеньку накатился страх, жаль дяде сказать нельзя. Хотелось кричать, что ни за что на свете не останется здесь. Будет выполнять самую грязную работу, лишь бы забрал обратно. Она часто моргала глазами и взволнованно охала при каждом шаге. Дядька же делал вид, что не замечает ее тревожного состояния. Решил и точка!

Возле избы не было таких построек, как у остальных деревенских домов: ни дровяника, ни хлева. Зато вокруг высокий в человеческий рост бурьян, да крапива. Дверь с метр высотой всего, оконца маленькие. Ветхое жилье: подгнившие бревна, покосившаяся крыша. Все настолько убого, что нет сомнения – тетка переживает не лучшие дни, попросту нищенствует.

Маша вцепилась дяде в рукав.

Он видел ее отчаяние. Да, жалко обездоленную судьбой, безвинную малышку, но иного выхода не было. Вина не давала покоя, мучила и заставляла беспокоиться о будущем племянницы, но не для того проехал такие километры, чтобы сдать назад.

Пробираться к заросшему бурьяном дому тяжело. Пришлось протаптывать ногами проход среди мокрой высоченной травы и жгучей крапивы.

– Чтоб тебе! – отмахивался мужчина от нависающих веток.

Чтобы племяннице легче продираться сквозь заросли, заботливо держал за руку. Сделав шаг, тянул за собой.

– Берегись, жжется, – указывал на едкие сорняки, почесывая ошпаренное лицо.

Наконец, удалось добраться до окна. Дядька поозирался, позаглядывал в стекло. Тьма-тьмущая! Непроглядная.

Свернул кулак и начал нетерпеливо стучать. Тук-тук-тук! – раздалось по округе. Ответа не последовало, даже шороха внутри не случилось. Выждав минуту, с большим усердием продолжил стук.

Повезло: в доме зашевелились. Аккуратная старушка невысокого роста, сухонькая, чуть сгорбившись, вышла на свет из темных сеней, встала в дверном проеме.

«Долго копалась» – хотелось сказать дядьке. В другой раз бы отчитал по-полной. Сегодняшний интерес, загнал самолюбие в самый дальний уголок, ведь он в роли просителя. Привычно мужчина был скор на язык, выражал недовольство без обиняков.

Обменялись первым взглядом.

Хозяйка тем временем зевнула от души, поправила съехавший платок и как ни в чем, ни бывало, спросила:

– Кто ко мне в такую рань?

Прищурила глаза, пытаясь опознать гостей. К удивлению, посетителей видела в первый раз. Обычно до нее только соседи захаживали и то по нужде – проверить, жива ли.

– Тут дело такое, Катерина Ермиловна, племянницу насовсем привез, девать некуда. Ты – единственная родня. Забирай, а то пропадет, калека она! – как на духу, без запинки выговорил утренний визитер.

– Да, какая же она калека, – отозвалась старушка, разглядывая девушку, – девка и девка: руки, ноги на месте? Чего наговариваешь? А то не вижу!

Дядька на минуту замешкался, стушевал перед напором. После нашел, что ответить:

– Безмолвная. Пока маленькая была, мычала, как бычок, а теперь, вообще ни звука. Кто хошь обидит, а она и закричать не сможет. Погляди на нее, что снегурушка, беленькая, красивая! Как пятнадцатый годок пошел, парни проходу давать не стали. Боюсь за нее – испортят девку. А здесь деревня, все равно не как в городе, глядишь, замуж выйдет, мужа хорошего найдет. Она к тому же хозяйственная, услужливая, к любой работе сноровистая, да и нраву кроткого. Бери, Екатерина Ермиловна! Не пожалеешь, ты уж старая, тяжело без подмоги!

– Хорошо вещаешь, – согласилась тетка, – гладко, как по писаному, поди, долго речь репетировал. Только мне невдомек твои заботы. Сейчас, вижу, что на меня обузу перевешиваешь, а у самого душа не на месте. Говори, в чем причина, а то назад поверну! От ворот поворот!