Марина Светлая - Bonjour, Nicolas!

— Нет, нет, Ваше благородие, — пробормотал тот, схватившись за поясницу, — спину ломит, скрутило.

И тут же отшатнувшись чуть в сторону, заглянул в комнату за спиной господина Авершина.

— И все-таки вы что-то ищете, — заметил ученый.

Метрдотель разогнулся и, наконец, приняв самое скорбное выражение лица, проговорил:

— Ваше благородие, я вынужден задать вам вопрос очень личного свойства…

Спустя две минуты бледный метрдотель мчался по лестнице вниз, в переднюю, чувствуя себя как-то по-новому, как не бывало раньше — по-дурацки. А уже вечером, в нетерпении потирая руки, он наблюдал, как господин ученый, направлявшийся из Британского клуба на втором этаже в ресторацию на цокольном, столкнулся в двери с госпожой актрисой, только недавно вернувшейся из театра и спешившей на ужин туда же.

Клэр уплетала уже третий десерт, который здесь великолепно приготовляли, запивая его горячим шоколадом, и радостно поглядывала по сторонам. День выдался тяжелым. Репетиция, два спектакля. И хотя публика была в восторге, мадам Кора осталась недовольна. Около получаса, не давая труппе разойтись после вечернего выступления, она возмущенно вычитывала им обо всех неточностях, которые были допущены. Когда, наконец, они стали свободны, Жанна убежала на прогулку, сказав, что ей нужно развеяться. А Клэр решила найти успокоение души в сладостях.

— Сударыня, вы позволите пригласить вас…

Она удивленно взглянула на молодого господина, оказавшегося рядом и обращавшегося именно к ней.

— Простите, месье, я не говорю по-русски, — улыбнувшись, сказала она.

Он отчего-то растерялся. Наблюдал за ней по вечерам в ресторации вот уже несколько дней. А теперь растерялся. Сейчас, столкнувшись с этой прехорошенькой барышней на входе, он неожиданно решил, что именно в этот вечер обязательно предпримет хоть что-нибудь, чтобы, наконец, познакомиться. Она чаще всего бывала здесь с другой молодой особой, а он все удивлялся, отчего с ними не было никого старше, и отчего две девушки жили в гостинице в одиночестве. Впрочем, это решительно его не касалось.

— Я хотел пригласить вас на танец, — обратился он к ней уже на французском. — Здесь прекрасный оркестр.

— Давайте потанцуем, — легко согласилась Клэр. — Оркестр здесь, действительно, прекрасный.

В этот вечер все казалось легким. Настроение, которое было теперь совсем уже праздничным, музыка, доносившаяся со сцены, женщина в его руках. Теперь везде танцевали вальс-бостон. Она красиво вытягивала шею в изящном повороте головы так, что ему был виден ее полупрофиль. А он все думал, что бы сказать ей веселого, но придумать ничего не мог. Она казалась ненастоящей, как любимая куколка его младшей сестры, Зизи. Светлые золотистые локоны, убранные в высокую прическу, длинные темные ресницы, бледное лицо с румяными щечками, конечно, чуть подкрашенное. В его доме в жизни ни одна женщина не красилась! Впрочем, никто в его доме не ездил в Каир. От нее пахло анисом, а он так не любил анис, но вместе с тем именно сейчас был уверен, что ей это подходит. Любые другие духи были бы для нее слишком неестественны.

— Вам нравится Москва? — проговорил он, надеясь, что этот вопрос прозвучит уместно, но вместе с тем, желая говорить о чем-то совсем другом.

— Я ее почти не видела, — виновато улыбнулась Клэр, — ужасно холодно гулять. И столько снега!

Молчание с ним совсем не тяготило. Но и услышать его голос оказалось приятным, и было совершенно неважно, что именно он говорит. Хоть о Москве, хоть о лошадях. После десертов и вальса с умелым партнером прошедший день больше не казался таким безнадежно ужасным. Она повернула к нему голову и увидела близко от себя его глаза. Невероятно зеленого цвета. И к чему мужчине такие глаза!

— Меня зовут Клэр, — зачем-то сказала она.

— Николай Авершин. Магистр истории Императорского Санкт-Петербургского университета, — официально представился он. Слишком официально для этого танца и для этой женщины. Но вместе с тем он не умел делать ничего наполовину. Она ему нравилась. С первого взгляда, а теперь и с первого слова. И даже запах ее духов с ароматом аниса казался ему самым прекрасным на земле.

— О-ля-ля! — вырвалось у нее. — Впервые вижу живого магистра.

— Вам повезло. Любуйтесь, — подмигнул он ей. — А вы… Вы путешествуете? Одна?

Он едва не прикусил себе язык, думая о том, что таких вопросов задавать ей не следовало — это неприлично. А она любовалась. И даже если бы он не позволил, она бы все равно любовалась. О приличиях Клэр имела весьма размытые понятия.