Мирей Кальмель - Леди-пират

Свекровь была точно такой, какой сохранилась в ее памяти, то есть до предела несговорчивой, настороженной, готовой дать отпор.

— Я пришла еще раз просить милости. — Сесили сразу взяла быка за рога, прекрасно понимая, что присесть, а тем более выпить чашечку шоколада ей никто не предложит. — Поверьте, речь идет не обо мне, а только о вашем внуке, которого я пытаюсь растить и воспитывать как подобает.

Ответом ей стало ледяное молчание. Сесили притворилась, что она уже потеряла всякую надежду, но все-таки не может отступиться.

— Я подумала, что один только взгляд на это дитя, так напоминающее вашу собственную, мэм, плоть и кровь, мог бы убедить вас в том, в какой нужде мы пребываем. Между тем ребенок заслуживает того, в чем вами было отказано мне. Я едва могу его прокормить на свое жалованье прислуги, а уж о том, чтобы дать достойное образование тому, кто имеет на него право в силу громкого имени, доставшегося ему от вашего покойного сына, даже и думать нечего. Но если я не могу дать малышу такого образования, то вы, мэм, способны на это. Отталкивайте меня сколько угодно, раз считаете, что я недостойна существования в одном мире с вами, но его — спасите, умоляю вас!

Раздраженная назойливостью незваной гостьи, леди Рид тяжело вздохнула. Ей трудно было простить эту девку, настолько заворожившую ее сына, что тот отказался от всех своих прав, оставив за собой одно — обнищать и погибнуть в море… Однако христианский долг, а леди была ревностной христианкой, не позволял ей оттолкнуть просительницу, как это сделали когда-то ее муж и старший сын. Да и ребенок не может нести ответственность за родителей. Выглядит он жалко, и если она покинет его в нужде, это ляжет тяжким грузом на ее совесть.

— Отлично, — сказала леди Рид. — Оставьте его мне, и я позабочусь о его воспитании. Но, естественно, вам придется отказаться от сына.

Сесили вздрогнула и мгновенно вновь обрела достоинство:

— Отказаться от своего сыночка, мэм? За кого вы меня принимаете? Я скорее умерла бы, чем отдала ребенка! Этот ребенок для меня всё, у меня больше просто ничего нет на свете!

Она говорила искренне. Леди Рид пошла на уступки: ей куда больше досаждало само присутствие этой особы, чем то, о чем она просила.

— Ну ладно, — решила наконец хозяйка дома. — Он будет приходить к вам на ночь, а все остальное время проводить здесь, занимаясь с наставником и с учителем фехтования. Ему придется всегда быть вежливым, почтительным, соблюдать дисциплину, учиться прилежно и помнить, что при малейшем нарушении его попросту вернут вам уже навсегда. Понятно я говорю?

— Куда уж понятнее, мэм. Можно начать жизнь в грязи, главное — уметь отмыться от этой грязи, — с гордостью заявила Сесили, всем своим видом показывая, что уж она-то умеет. — Мери Оливер знает, как себя вести, и сумеет отблагодарить вас за вашу доброту. Остается решить вопрос о его ужинах: ребенок быстро растет, и моего жалованья уже не хватает на то, чтобы удовлетворить его аппетит, который растет вместе с ним. Я-то могу вовсе отказаться от еды, да, впрочем, так постоянно и делаю, но очень боюсь, что этого далеко не достаточно.

— Будете получать ежемесячно небольшую сумму, — подвела черту леди Рид и направилась к двери в глубине гостиной.

Сесили поняла, что аудиенция окончена, и собралась уходить, но свекровь вдруг обернулась, смерила ее взглядом с головы до ног и прибавила:

— Ваше присутствие для меня невыносимо. Никогда больше не появляйтесь на пороге моего дома!

— Уверена, что не дам вам повода возненавидеть меня еще больше, — с достоинством парировала гордая невестка.

Женщины обменялись взглядами, и Сесили отвела свой первая: она не могла себе позволить, чтобы с таким трудом добытое ею согласие из-за ее же промашки ускользнуло.

— Хоть мне и нелегко все это, мэм, — еле выговорила она, потому что в горле у нее пересохло, — будьте благословенны за то, что вы сейчас делаете…

Леди Рид открыла дверь и, позвав Дженни, велела привести внука. Когда служанка вернулась с девочкой, Мери нерешительно сделала несколько шагов к той, кто отныне официально станет бабушкой «ангела», и подарила ей обольстительную улыбку, сопроводив эту улыбку поклоном, исполненным пиетета по отношению к старой даме. Растроганная худобой ребенка, Дженни щедро накормила его, предлагая отведать того, этого, еще чего-нибудь… Мери хотелось продолжать и продолжать наедаться, пока не наступит пресыщение. Ради этого она готова была пойти на что угодно.