Лоретта Чейз - Обольстительница в бархате

Они следовали за толпой почитательниц Суонтона в нескольких шагах, отчасти из-за того, чтобы оставаться на безопасном расстоянии от лорда Лисберна.

Тикер проводил маркиза взглядом до лестницы. Как только Лисберн с мисс Нуаро исчезли из поля зрения, он заявил:

— Все, можно не сомневаться, маркиз готов.

— Если кто готов, так это французская модистка, — откликнулся Меффат. — Ставлю десять фунтов.

— У тебя нет десяти фунтов, — заметил Тикер.

— У тебя тоже.

Роджер снова повернулся к поэту. Они понаблюдали, как юные женщины уже вовсе не исподтишка толкали друг друга, чтобы оказаться ближе к своему идолу, а он в это время целенаправленно двигался к Веронезе.

— Надоедливый сопляк, не так ли? — сказал Тикер.

— Всегда таким был.

— Пишет сплошной вздор.

— Всегда так писал.

Никто не смог бы осудить их за то, что они не сделали все возможное, чтобы просветить читающую публику. Перед возвращением Суонтона в Англию эти двое распространили через различные журналы полдюжины анонимных памфлетов, имевших отношение к его поэзии, в дополнение к паре непристойных лимериков. Большинство критиков поддержали их.

Но одна молодая светская особа проигнорировала мнение критиков и купила «Алцинт и другие поэмы» — сборник мрачных стихотворений Суонтона, и, судя по всему, выплакала все слезы. Она рассказала своим подругам о новом лорде Байроне, которого открыла. Потом весть о нем распространилась, и типографщики не успевали удовлетворять спрос, возникший на его книги. [5] Байрон Джордж Гордон (1788–1824) — великий английский поэт, яркий представитель романтизма.

Так как наблюдать за поэтом доставляло мало удовольствия, Тикер и Меффат обратили свое внимание на незадачливого художника, который, вновь установив мольберт, пытался подправить свою пострадавшую картину.

Они подошли к нему ближе, чтобы в шутку посоветовать что-нибудь и вроде как невзначай смахнуть на пол принадлежности для рисования, которые он с такой тщательностью выставил перед собой. Советы касались их любимых тем, а кроме того, они начали спорить, напоминает ли то, что написано в углу картины, дамскую шляпку или это женский половой орган. Полностью поглощенные представившейся возможностью помучить того, кто слабее, беднее и не может постоять за себя — впрочем, обычная манера поведения этой парочки! — они совершенно не обратили внимания на молодую женщину, которая оказалась рядом с ними, и заметили ее, когда она уже практически зажала их в угол.

— Мне нужна ваша помощь, — сказала незнакомка. Им хватило ума не поднимать ее на смех, что также было обычным делом, когда не особенно важная персона обращалась к ним за помощью. Они даже не стали делать ей непристойных предложений, что тоже было странно. Ведь незнакомка была исключительно хороша — светловолосая, стройная и юная. Джон Меффат посмотрел на нее раз, второй. Казалось, он был в недоумении. Повернулся и вопросительно глянул на своего друга. Тикер на секунду нахмурился, словно ему в голову пришла какая-то мысль.

Потом ответил предостерегающим взглядом, и Меффат прикусил язык.

Затем Тикер расплылся в любезной улыбке. Лицо у него, должно быть, при этом заныло от боли.

— Почему бы и нет, моя дорогая, — сказала он. — Давайте найдем менее публичный уголок, и вы нам все расскажете.

Хотя дамский туалет никогда не должен привлекать к себе излишнего внимания, чтобы не стать помехой более высоким жизненным ценностям, тем не менее наряд юной леди, насколько бы прост он ни был, является показателем ее вкуса. Поэтому он, конечно, заслуживает особенной заботы с ее стороны.

«Книга для чтения юной леди», 1829 г.

По удушливой жаре лорд Лисберн нес на руках мисс Нуаро через Сент-Джеймс-стрит. Открыв рты, прохожие смотрели на них. Пара экипажей зацепилась колесами друг за друга, а какой-то джентльмен, переходивший улицу, врезался в почтовый ящик.

Софи сочла бы это великолепной возможностью, напомнила себе Леони. Она постаралась забыть о головной боли, о том, что ноет лодыжка, и приняла невозмутимый вид, как будто это была повседневная вещь — прибыть в магазин на руках. На руках древнеримского бога! Который, кстати, даже ничуть не устал.

Подняв на него взгляд, Леони заметила легкую улыбку на его прекрасных губах.

— Смешно, — сказал Лисберн. — Какой номер вы называли? Правильно, пятьдесят шесть. О, смотрите. Какая прелесть! Очень по-французски! Этот паренек в немыслимой сиреневой с золотом ливрее ваш?