Лоретта Чейз - Лорд Безупречность

Египетский зал, Пиккадилли, Лондон

Сентябрь 1821 года

Он стоял у окна. Все, кто находился в выставочном зале, могли беспрепятственно любоваться высокой, прекрасно сложенной фигурой в дорогом костюме. Сложив руки на груди, он пристально смотрел на улицу, хотя через толстое стекло Пиккадилли казалась причудливо размытой и изломанной.

Во всяком случае, было совершенно ясно, что сама выставка – те чудеса, которые Джованни Бельцони обнаружил в Египте, – нисколько его не интересовала.

Тайно наблюдавшая дама решила, что незнакомец являет собой совершенную модель скучающего аристократа.

Непоколебимо уверен в себе. Абсолютно спокоен и уравновешен. Безупречно одет. Высок. Темноволос.

Он слегка повернул голову, и теперь появилась возможность рассмотреть профиль, который обязан был выглядеть изысканно-надменным.

Все оказалось иначе.

Дама едва не задохнулась.

Бенедикт Карсингтон, виконт Ратборн, отвернулся от окна и от той искаженной картины, которую открывало взгляду толстое стекло. На Пиккадилли текла обычная жизнь: лошади, экипажи, пешеходы. Виконт вздохнул и обратил взгляд темных глаз в зал, где была выставлена сама смерть.

Выставка «Гробница Бельцони» представляла те находки, которые несколько лет назад исследователь привез из Египта. Открылась она первого мая и с тех пор вызывала постоянно растущий интерес публики. Бенедикт, сам того не желая, стал одним из тысячи девятисот посетителей первого выставочного дня. Сегодня он пришел в третий раз, хотя предпочел бы оказаться где угодно, только не здесь.

Древний Египет не привлекал его так, как привлекал многочисленных родственников. Даже взбалмошный брат Руперт, и тот поддался чарам; возможно, его привлекали многочисленные возможности с трудом постижимого, а порой и вообще фантастического ухода от смерти. И все же вовсе не ради Руперта лорд Ратборн решил провести в Египетском зале еще один долгий день.

Причина визита находилась в дальнем конце зала: именно там сидел племянник и крестник Бенедикта, тринадцатилетний Перегрин Далми, граф Лайл, единственный наследник маркиза Атертона, зятя виконта. Мальчик прилежно срисовывал модель внутреннего помещения второй пирамиды, вход в. которую Бельцони обнаружил три года назад.

Учителя Перегрина сказали бы любому – как, впрочем, неоднократно говорили его отцу, – что прилежание вовсе не являлось яркой чертой характера молодого лорда Лайла.

Однако едва дело касалось египетских древностей, Перегрин проявлял необычайную настойчивость. Вот уже два часа кряду интерес его не ослабевал. Любой другой мальчик уже полтора часа назад сорвался бы с места и убежал прочь, на свежий воздух.

Но с другой стороны, будь на месте Перегрина другой мальчик, и самому Бенедикту не пришлось бы торчать в Египетском зале. Он просто послал бы в качестве сопровождающего одного из слуг.

Перегрин выглядел как истинный ангел. Красивое безмятежное лицо. Льняные волосы. Чистые серые, совершенно бесхитростные глаза.

В июле, во время коронации короля, для поддержания порядка была специально нанята команда боксеров под руководством Джентльмена Джексона. Возможно, если бы эти ребята как следует постарались, им удалось бы сохранить видимость покоя там, где присутствовал наследник лорда Атертона.

Помимо боксеров – ну и, наверное, подразделения королевской гвардии, – на молодого лорда Лайла мог повлиять лишь дядя Бенедикт. Это если не считать отца Бенедикта, графа Харгейта. Однако лорд Харгейт обладал способностью наводить страх на кого угодно, кроме собственной жены, и считал ниже своего достоинства обращать внимание на озорных мальчишек. Надо было взять книгу, подумал Бенедикт. С трудом подавил зевоту и принялся в очередной раз рассматривать репродукцию барельефа с гробницы фараона. Очень хотелось понять, что в этом изображении так привлекает толпы зрителей и в том числе Перегрина.

Три ряда примитивно нарисованных фигур. Верхний ряд составляла вереница мужчин с бородами, концы которых загибались вверх. Все фигуры наклонились вперед и сжали руки. Над головой у каждого маячил столбик иероглифов.

В среднем ряду четверо сидели в лодке, держали весла и везли еще троих. Неподалеку то ли летали, то ли плавали какие-то очень длинные змеи. И опять иероглифы над головами. Может быть, все эти люди разговаривали, и иероглифы представляли собой всего лишь древнеегипетскую версию тех «пузырей», в которых потом начали изображать слова героев карикатур?