Виктория Холт - Королева Шотландии в плену

— Я никогда не желала смерти королеве Англии и никогда не пыталась сделать это, так же как и никому на свете.

Кент с презрением посмотрел на Библию и сказал:

— Поскольку это — папское евангелие, клятва, данная на нем, ничего не стоит.

— По-моему, это истинное евангелие, — ответила Мария. — Может, вы предпочли бы, что бы я поклялась на вашей, в которую я не верю?

Фанатичный Кент предупредил ее, что, поскольку ее смерть близка, она должна подумать о сохранении души, обратившись в истинную веру.

— Я долго прожила в истинной вере, милорд, — ответила она. — Я не изменю ее сейчас. — Она повернулась к Шрусбери: — Когда я должна умереть?

— Завтра утром, в восемь часов. — Шрусбери опустил глаза, и, когда он говорил, голос у него дрожал.

— У меня осталось совсем немного времени, — сказала Мария.

В Фотерингее часы пробили шесть.

Мария позвала Джейн Кеннеди и Элизабет Керль.

— Мне осталось жить всего два часа, — сказала она. — Давайте оденьте меня, как на праздник.

Они помогли надеть ей кафтан из черного атласа и нижнюю юбку из темно-красного бархата; чулки у нее были бледно-голубые с серебряными стрелками, туфли — из тонкой испанской кожи. За эту ночь они сшили ей камзол из прекрасной шотландки, который закрывал ее от талии до шеи. Когда они помогли ей надеть его, она произнесла:

— Мои друзья и в смерти не покидают меня. Я знаю, что мое тело будет прилично прикрыто даже тогда, когда я не смогу этого видеть.

Джейн Кеннеди отвернулась, не в силах ответить ей. Мария тронула ее за плечо.

— Не расстраивайтесь, Джейн. Я давно ждала этого. Старайтесь принять это так же, как я. Но мне не хочется, чтобы мое тело после смерти выглядело неприятным. Так что прикройте его прилично.

Джейн смогла только кивнуть.

— Теперь мое платье.

Они помогли ей надеть ее вдовье платье из черного атласа с вышивкой, золотую цепь с ароматическим футлярчиком и образком Святого агнца и цепь с крестом.

Ее маленький скайтерьер вскочил на стол и уставился на нее удивленно. Она обернулась и погладила его по голове.

— Вам придется позаботиться о нем, когда меня не станет. Бедная маленькая собачка еще не понимает, что мы прощаемся навсегда.

Элизабет Керль проговорила:

— Не бойтесь за него, ваше величество. Но я думаю, что он непременно умрет от горя… боюсь, что и я тоже.

— Нет, вы должны жить. И помните: ваше горе больше, чем мое. Не скорбите по мне. Вас освободят из этой тюрьмы. Думайте об этом.

Но ни Джейн, ни Элизабет не могли вымолвить ни слова. Они отвернулись. Затем Элизабет принесла вдовий капор, сделанный из батиста и тончайших кружев, который они надели на каштановые волосы, а сверху поместили белую газовую вуаль.

— Ну вот, — сказала она, — теперь я готова. Одета как на праздник. Оставьте меня одну ненадолго… я помолюсь, чтобы Бог дал мне мужество, которое может мне понадобиться.

Они покинули ее, и она вошла в свою молельню, где простояла на коленях до рассвета того зимнего утра.

Часы пробили восемь, и Мария вновь была со своими верными подругами.

— Я закончила свои дела с этим миром, — произнесла она. — Давайте преклоним колени и помолимся вместе в последний раз.

В таком виде их застали Шрусбери, Кент и Паулет, явившиеся, чтобы отвести ее в зал, где должна была состояться казнь.

Когда эти люди вошли в ее апартаменты, ее слуги зарыдали.

Паулет твердо заявил, что больше нельзя медлить, и траурная процессия тронулась от апартаментов королевы к залу. Но когда они достигли наружной двери галереи, он сказал им, что остальные не должны идти дальше. Этот приказ вызвал такую бурю негодования, что было решено, что королева может выбрать только двух своих женщин и четырех слуг, которые будут сопровождать ее на эшафот. Она выбрала Джейн Кеннеди и Элизабет Керль, а также сэра Эндрю Мелвила, врача Бургойня, хирурга Гауриона и аптекаря Жервеса.

Сделав выбор, она повернулась к остальным и в последний раз попрощалась с ними. Это была глубоко потрясающая сцена. Они бросились к ее ногам, и мужчины плакали вместе с женщинами. Даже когда их разделили с госпожой и закрыли перед ними двери, в зал доносились звуки их плача.

Мелвил тихо всхлипывал, идя рядом с ней.

— Горе мне, — сказал он, — что на меня ляжет такая тяжелая обязанность, привезти это ужасное известие в Шотландию.

— Не плачь, Мелвил, мой добрый и верный слуга. Лучше радуйтесь, что видите конец долгих страданий Марии Стюарт. Знайте, друг мой, что этот мир всего лишь суета сует, и он полон горя. Я — католичка, вы — протестант, но Христос один, и я призываю его в свидетели, что я умираю, верная своей религии, будучи верной дочерью Шотландии и Франции. Передайте от меня привет моему дорогому и горячо любимому сыну. Скажите ему, чтобы, помня о моем примере, он никогда слишком не полагался на человеческую помощь, а только на помощь Господа Бога…