Анна Кэмпбелл - Во имя любви

Расправив плечи, Кэмден медленно развернулся и, пристально посмотрев на друга, проговорил:

– Конечно, я сделаю это, Питер. Не сомневайся.

Этот его ответ был встречен слабым подобием некогда ослепительной улыбки. Торны славились своей красотой, и на какое-то мгновение перед Кэмденом вновь предстал распутный приятель его юности, с легкостью покорявший женские сердца.

– Да благословит тебя Господь, Кэм, – прохрипел умиравший.

Хотя, по мнению Кэмдена, правильнее было бы сказать: да поможет тебе Господь.

Валле д’Аоста, Италия, февраль 1828 года

За девять лет путешествий Пенелопа Торн не раз попадала в различные переделки, но ни одна из них не могла бы сравниться с той, в которой она оказалась здесь, в грязном и душном зале крохотной гостиницы в итальянских Альпах.

Пытаясь унять дрожь в руках, Пен подняла пистолет и сделала вид, будто такие вот встречи с кучкой бандитов – самое для нее обычное дело. Внутренний голос подсказывал: если она покажет свой страх, то, скорее всего, подвергнется насилию, а потом, возможно, и умрет.

А негодяи, пожиравшие ее плотоядными взглядами, были веселы и пьяны, поэтому, как казалось, абсолютно ничего не боялись.

– Первый, кто осмелится приблизиться, получит пулю в лоб, – на беглом итальянском заявила Пенелопа.

К сожалению, жители этой Богом забытой деревни говорили на каком-то странном языке; их речь мало напоминала мелодичный тосканский диалект, которому Пенелопа обучилась в салонах Флоренции.

Пен мысленно проклинала собственное невезение и ненастье, вынудившее ее задержаться в этой деревушке. Позади нее служанка и кучер боязливо жались к стене, а хозяина гостиницы нигде не было видно. Возможно, он был заодно с этими негодяями, ибо выглядел он столь же отталкивающе, как и они.

Тут один из мерзавцев – лицо его было украшено пышными усами – шагнул к Пенелопе и быстро-быстро заговорил, но в потоке непонятных слов Пен уловила лишь слова «одна» и «пуля». Но все же она не опустила руки несмотря на сковывавший ее страх, Пен заявила:

– Даже одна пуля может убить.

Криво усмехнувшись, негодяй сделал еще один шаг вперед. Пенелопа взвела курок, и щелчок этот показался невероятно громким в воцарившейся тишине.

Но усач, казалось, нисколько не испугался. Он сделал еще несколько шагов и теперь подошел настолько близко, что Пенелопа уже чувствовала его зловонное дыхание. Пен едва сдерживалась, чтобы не сделать шаг назад. А между тем остальные мерзавцы двинулись за своим предводителем. Он глянул на них и что-то сказал. Все тотчас же рассмеялись, и от этого смеха по спине пробежал холодок.

– Я вас предупредила, – сказала она, глядя прямо в поросячьи глазки негодяя.

В следующее мгновение Пен нажала на спусковой крючок, и прогремел выстрел. В ушах у Пенелопы зазвенело, а в носу защипало от резкого запаха пороха.

– Porca miseria… [1] Porca miseria ( итал .) – черт побери. Здесь и далее примеч. пер . – Негодяй пошатнулся и, сделав шаг назад, рухнул на пол в сторону толпы, которая загудела, подобно рассерженному океану. На лбу у него образовалось кровавое пятно, а в глазах, прежде чем они закатились, промелькнуло удивление.

«Святые небеса, он мертв!» – мысленно воскликнула Пенелопа и тотчас почувствовала, как к горлу ее подкатывает тошнота. За свои двадцать восемь лет ей еще ни разу не приходилось убивать. Прежде чем зловещая толпа снова двинулась на нее, она сунула дрожащую руку в карман, чтобы достать второй пистолет. И тут же, ощутив у себя за спиной чье-то присутствие, Пен поняла, что кучер Джузеппе наконец-то проявил некое подобие мужества. Лучше бы он прихватил с собой ружье! Но, увы, ружье осталось в экипаже, так что теперь в его распоряжении были только кулаки.

Глаза негодяев засверкали от ярости, и Пен еще крепче сжала в руке пистолет; рука ее вдруг стала на удивление твердой.

Внезапно кто-то схватил ее за грудь, и еще чья-то рука ударила ее под ребра. Пенелопу охватил ужас. У нее оставалась всего одна пуля, но пришло ли время ее использовать?

В этот момент Джузеппе схватился с кем-то из нападавших, но Пен не могла прийти ему на помощь – ведь она не могла помочь даже себе самой. Судорожно хватая ртом воздух и отбиваясь от цепких рук, Пенелопа вскинула пистолет – и в тот же миг прогрохотал выстрел. «Но как же так?!» – изумилась Пен. Ведь пистолет оставался холодным в ее руке, и, следовательно, это не она спустила курок…

На несколько секунд, показавшихся вечностью, воцарилась тишина, а затем прогремел еще один выстрел, после чего раздался громкий голос: