Анна Штейн - Малуша [СИ]

Остановилась Малуша рядом с женихом, за пояс его ухватилась и стоит.

Тишина упала с неба, как снег. Судорожно вздохнула ведьма, только и смогла, что сказать:

— Деревне мстить не буду.

Идет черный конь к лесу, идет девица синеглазая рядом, коса темно-рыжая по спине хлещет. Идет рядом кот чей-то. Идет тень. Идут в лес. Одни.

Ночь опустилась на деревню. Отшумели люди, откричала Бажена, откружил теперь уже окончательно невесту на руках Златозар. Не спится только Малуше. Перед глазами все лицо Ярины стоит, мерещится. Поднимается девица тихонько с полатей, одевается да выскальзывает за дверь. В лес путь держит.

А страшно же там. Шумят деревья в темноте, птицы неведомые кричат, стонет ветер. Как будто больно лесу. Так думает Малуша, пока бежит к избушке.

И останавливается. На крылечке сидит домовой, да не добродушный дедушка Игнатий Кузьмич, а суровый, чем-то похожий на дядьку, мужчина. Ничего Малуше не говорит, смотрит только. Рядом ходит Баюн, да стал он с козу ростом, большой, глаза зеленые злым огнем горят, хвост по бокам хлещет, усы топорщатся. На крыше не сирины сидят — алконосты, темные птицы, с лицами хмурыми, волосы растрепаны, крылья ходуном ходят, и кричат алконосты голосами человеческими, будто плакальщицы. Страшно Малуше, но подходит, мимо домового с Баюном идет, дверь открывает…

Нет ни теплого огня в печи, ни лучины… Только свет лунный падает на стол, освещая ведьму, уронившую голову на руки и неподвижно замершую так. Стоит Малуша, только и могла, что вымолвить:

— Я пришла.

Вскидывается Ярина, смотрит на гостью, а в глазах надежда плещется, как весной река из-подо льда. Смотрит, не отрывается. Может, думает она о том, что не осмелилась Малуша при всех ее выбрать, что только сейчас смогла прийти. Может, что передумала она. Может, что приснился ей сегодняшний день и деревня, и двор Дана. Может…

— Я пришла сказать, что буду приезжать. К сестрам и к тебе. Я обязательно…

То ли луна зашла за тучи, то ли повернулась Ярина, но пустыми глаза сделались, потух в них всякий свет. Так и сидела ведьма неподвижно, пока говорила Малуша.

А та говорила, говорила, и про то, как хотела замуж выйти, и про то, что Златозар замечательный, самый добрый и хороший, и про то, что ей всегда хотелось семью, как у дядьки, как у всех, как у всех…

И про то, что Бажена расплакалась и подарила ей ленты, а Любомира отдала свои лучшие пояски. И про то, что дядька решил все тут же и справить. И про то, что заберет ее жених к себе совсем скоро, и будет свой дом, красный угол, котик-мурлыка…

Малуша говорит, сияет вся, спешит радостью поделиться, и, кажется, даже не понимает, почему молчит ведьма и что она вообще молчит. Только пронзительнее кричать стали алконосты.

Корой осиновой застыло лицо ведьмы, льдом на реке сделалось. Глаза на нем как проруби, как колодцы — глубокие и страшные. Губы искусанные раной алеют, будто больно только им должно быть. Но не смотрит на лицо Ярины Малуша, говорит, говорит… Долго говорит.

Открылась дверь и домовой покачал головой. Опомнилась гостья, глянула на Ярину жалобно, попрощалась скоренько и вышла из избушки. Ничего не сказал Игнатий Кузьмич, промолчал и Баюн. И пошла Малуша домой, провожаемая горестными криками алконостов, и пробившимся через них воем какого-то невиданного зверя.

Пятнадцать зим прошло с тех пор, как взял Малушу Златозар к себе в дом. Пятнадцать весен встречала Малуша в доме у дядьки, как приезжала погостить. Пятнадцать раз приходила осень, пока дети по лавкам да по полатям бегали, муж пока обнимал и миловал. Пятнадцатое лето настало без Ярины.

Гостит у Любомиры Малуша, оставив дом на меньшуху. Смеется сестра, радуется приезду, только вот не рада гостья. Тоска ее гложет. Поделилась с Любомирой. Та головой покачала да и говорит:

— Не догадываюсь уж, чем тебе и помочь… Да вот знаешь, ведьма у нас в лесу живет, многие к ней за советом ходят, сходи и ты.

Замерло у Малуши что-то внутри. Не помнила, видно, Любомира, как давным давно делили ее сестру при всем честном народе. Не помнила, вот и сказала то, что боялась услышать Малуша.

Собрала она корзинку, лучший пояс достала и пошла по знакомой дорожке к опушке. Шумят березы, ветер тихонько посвистывает… Вот и избушка знакомая, а на пороге…

Не изменилась Ярина почти. Как была девицей, так и осталась, разве что глаза спокойнее смотрят на гостью. Или это потому, что не знает она, кто перед ней? Малушу годы не щадят, что скрывать.