Елена Арсеньева - Чужой муж

– Выключи свет.

– Нет, я хочу видеть тебя всю! – жадно выкрикнул Родион.

– Выключи свет! – В голосе ее звучали слезы.

Родион послушно шагнул к выключателю.

В темноте слышался шорох ее одежды. С наслаждением вдыхал теплый аромат ее тела.

– Господи, Лиля, как я мог прожить без тебя столько лет!..

Ему чудилось, что эта тьма и эта ночь были некими целебными повязками, чудесными зельями, которые врачевали раны, разверзшиеся в его душе и сердце: и старые, десятилетней давности, и новые, которые он получил из-за Арефьева.

Родион не помнил, что говорил Лиле, что бормотал, в чем клялся. Помнил, как она утирала его слезы, слезы его раскаяния и его счастья – и была покорной ему во всем. Может быть, душа ее и противилась неистовой, почти безумной страсти изголодавшегося по ней мужа, однако плоть отвечала ему, он это знал!

Уже под утро, оба измученные, они наконец уснули, но Родион проснулся, лишь начало светать.

Он смотрел на спящую Лилю – и не мог насмотреться, утопая в волнующих воспоминаниях! Безумно захотелось вновь утвердить свои права, вновь слиться с ней, однако она так сладко спала…

Куда спешить?! Теперь она принадлежит только ему. Теперь никто и никогда не встанет между ними. Родион этого не допустит!

Он тихонько вышел из комнаты. Принял душ, оделся, поел – и поставил на поднос чашку с кофе, молочник и тарелку с большим куском роскошного торта, источавшего тонкий запах коньяка, которым был пропитан бисквит. Римма не умела печь так, как Варвара, поэтому пироги и торты, которые Родион очень любил (он вообще был сладкоежка), привозили им из города, из особой кондитерской, где отоваривались только высшие партийные чины. Родион знал, что Лиля тоже любила эти торты, но не ела их – то ли принципиально, потому что их заказывал муж, то ли следя за фигурой.

Но после такой ночи ей потребуются силы! Много сил!

Провожаемый растроганным взглядом Риммы, которая, конечно, поняла, что происходит, и искренне радовалась за Родиона Петровича, он поднялся наверх и осторожно приоткрыл дверь в комнату, где провел одну из самых блаженных… Нет, самую блаженную ночь в своей жизни!

Лиля проснулась, но не вздрогнула, не забилась в уголок кровати при приходе мужа, а просто смотрела на него – молча, удивленно и чуть настороженно.

– Проснулась? – радостно спросил Родион. – Доброе утро.

– Доброе утро, – отозвалась она, подтягивая к подбородку одеяло. – Это что, мне?

– Кофе в постель и…

Он не договорил. Лиля уставилась на ароматный кусок торта – но вдруг, зажав рот руками, соскочила с постели и ринулась вон. Родион слышал, как она добежала до ванной и захлопнула за собой дверь.

– Тебе плохо? – изумленно спросил он, но ответа не получил.

Несколько мгновений Родион тупо смотрел на поднос, потом руки так задрожали, что Камышев еле удержал его. Но все же не уронил, поставил на туалетный столик – и уставился на свое отражение в зеркале.

Ну и рожа… идиотская рожа. Да, он просто идиот, который ничего не понимает! Хотя что тут понимать?!

Смех, как удушье, подкатил к горлу, и Родион глухо, как бы рывками, захохотал.

– Осел, – презрительно сказал он своему отражению. – Осел на двух копытах!

Что, порадовался вернувшемуся счастью? Порадовался, что Арефьев больше не стоит между тобой и Лилей? О нет! Стоит, да еще как!

Родион снова закатился смехом. Упал на стул, давясь то хохотом, то слезами.

Таким его и застала Лиля. Вошла бледная, кутаясь в халатик, пробормотала:

– К горлу что-то подкатило…

– К горлу! – прохохотал Родион.

– Наверное, съела что-то, – пожала плечами Лиля.

– Ага, съела! – не мог остановиться Родион. – Котлетки в институтской столовой! Как в прошлый раз!

– Ты что? – непонимающе улыбнулась Лиля.

Родион глубоко вздохнул, кое-как успокаиваясь.

– Я сначала подумал, что тебя от меня тошнит, – признался, глядя ей в глаза. – А потом понял…

– Что? – насторожилась Лиля.

– Ты же беременна, – тяжело выдохнул Родион.

Она еще больше побледнела, оперлась о стену:

– Беременна?..

Родион поднялся:

– А что ты так удивляешься? Когда-то мы это уже проходили. В общежитии.

Лиля смотрела, смотрела огромными глазами, потом зажала рот рукой…

– Собирайся, – холодно сказал Родион. – Надо ехать к врачу.

Он сам повел ее вишневый «жигуленок».

Лиля сидела рядом молча, лишь изредка косясь на мужа. Лицо у нее было замкнутое, и Родион не мог понять, что она там, в душе своей, замкнула, спрятала от него.