Люттоли - Павловский вальс

Катарина отличалась от сестёр, как внешностью, так и характером. Во внешности она, несомненно, уступала сёстрам, но во всё остальном, безусловно, превосходила. Несмотря на юный возраст, а ей только исполнилось семнадцать лет, она превосходно говорила на пяти языках. Русский язык давно стал ей родным. Она владела им так же хорошо как немецким, так и родным, алеманнским диалектом. Кроме того она владела французским, итальянским и английским языками. И в этом имелась несомненная заслуга её покойной матушки. Характер же отличался удивительным упорством и твёрдостью. Катарина прекрасно владела собой и в отличие от сестёр не позволяла себе легкомысленных разговоров и уж тем паче, легкомысленных поступков. Она никогда не жаловалась на тяжёлую жизнь, никогда не показывала свои переживания и никогда не отступала перед трудностями. Первое впечатление о ней всегда оказывалось ошибочным. Катарина мало разговаривала. И это качество зачастую воспринималось незнакомыми людьми как слабость. Они пребывали в заблуждение ровно до того мгновения пока не начинали проявляться сильные черты Катарины. Сёстры и даже её собственный отец были не в состояние повлиять на её решения, если Катарина упорствовала. Как правило, такие решения всегда оказывались верными. И со временем, Иоганн Штраус научился слушать и ценить мнение младшей дочери. Он всегда мог на неё положиться в отличие от старших дочерей.

Все эти качества прекрасно сочетались в Катарине и уходили лишь в те мгновения, когда она позволяла себе немного помечтать. Катарина не придавала значения ни своей внешности, ни своим нарядам. Наверное, от того, на неё почти никто не обращал внимания. Как ни странно, отсутствие внимания радовало её. Ведь только так она могла оставаться наедине с собой.

Нередко по ночам, она устраивалась на подоконнике, ставила перед собой свечу и смотрела через окно на огни Павловского вокзала, где почти каждый день проходили музыкальные вечера. Где выступали знаменитые музыканты и оркестры. Где собиралось высшее общество едва ли не со всей России и уж точно со всего Санкт-Петербурга. Звуки музыки, правда, едва слышно, но всё же доносились до её слуха. Дивная музыка уносила её на площадь Павловского вокзала. Она представляла на площади сотни танцующих пар и… себя. Все смотрели только на неё, а она искала взглядом того единственного, кто станет её кавалером. На этом месте мечта всегда обрывалась. Она никак не могла найти того с кем хотела бы танцевать. Все лица вокруг вызывали у неё разочарование. И тогда Катарина уступала место сёстрам. Анну и Марию она представляла с лёгкостью. Они сразу находили себе кавалеров. Обе сияли от счастья. Итогом её мечтаний всегда становилась одна и та же волнующая картина: Катарина видела, как кавалеры опускаются на колени и в присутствии высшей знати делают предложение сёстрам. Она радовалась и танцевала. А танцевала она всегда одна. Но не только в своих мечтах. Зачастую и только глубокой ночью, в особенности зимой, когда замерзала речка Славянка, Катарина отправлялась туда, дабы, пусть на короткие мгновения и всего лишь отчасти, но осуществить свою мечту. Она скользила по льду и напевала мелодию столь полюбившегося ей Павловского вальса.

Катарина едва сдерживала раздражение. Едва они сошли на берег, как Анна, а вслед за ней Мария и Иоганн Лукас отправились в сторону особняка Азанчеевых. Пришлось и ей отправится за ними. Она только и слышала восторженные слова Анны наподобие этих:

– Вы только взгляните папенька, какие чудные узоры?! И как изящно сочетаются линии переплетающие розу с мечом. Этот герб олицетворяет самые лучшие чувства. Ах, папенька, кабы и мне такой дом с таким гербом…

– Как можно быть такой легкомысленной? – поражалась в душе Катарина. Её так и тянуло уйти, но она не могла покинуть семью. Ей всё время казалось, что люди вокруг смотрят на них и насмехаются.

Неожиданно дверь с гербом отворилась и оттуда вышли две женщины. Судя по одежде, это была прислуга. До Катарины донёсся озабоченный голос одной из женщин.

– Говорю тебе, в тюрьме он. Жандарма избил. Своими ушами слышала. Невеста егошняя приходила вчерась вся в слезах. Того гляди в обморок упадёт.

– Чего не упасть-то?! Такого красавца себе отхватила. Да и душой красив, наш граф Пётр Азанчеев. Сколько лет здесь, ни разу грубого слова от него не слыхивала. Всё ласково да всегда по имени отчеству кличет. Не верится, что в тюрьме. Ан выпустят?