Виктория Даль: Блудница (ЛП)

– Твои глаза опухли, – настаивала Мелисанда.

– Все в порядке. Ничего не случилось. Не волнуйся.

– Я не волнуюсь. Ни я, ни Билл.

Откашлявшись, Джессика вытерла рукавом лоб.

– Он… Билл, я имею в виду… относится к тебе плохо?

– Нет. Я уже говорила, он – хороший человек.

– Но… Когда ты приехала сюда, то искала работу. Проституткой.

– Да, – Мелисанда ответила с такой интонацией, будто они обсуждали вышивание.

– Но он все равно относится к тебе хорошо, – сказала Джессика, пытаясь найти в этом смысл.

– Несмотря на то, что я – шлюха? Да, он любит меня. Я бы не сказала, что Билл в восторге от этого, но я была шлюхой, когда мы встретились. Однако продолжал приходить. Проводил со мной больше времени. Говорил, что я красивая. Был первым человеком, заставившим меня поверить в это. С ним я никогда не чувствовала себя уродливой, даже когда он наблюдал за тем, как я смывала с себя грязь после других мужчин. Это просто было частью нашей жизни. Маленькой частью.

– А сейчас нет?

Мелисанда пожала плечами, ее глаза сосредоточились на бобовом дереве, которое она обрабатывала.

– Сейчас нет, спасибо. И никогда не станет снова, что бы Билл ни говорил. Хотя мир меняется с каждым днем.

Джессика не могла себе представить, как мужчина способен полюбить женщину, бывшую проститутку, тем более ту, которая на самом деле была ею. Но Билл был спокоен. По крайней мере, выглядел таковым. И он явно не возражал против того, чтобы посещать бордели самому.

– А что, если у вас появятся дети? – спросила Джессика.– Ты уже не сможешь работать как сейчас.

– Многие шлюхи рожают детей, но я не могу их иметь, – ее слова впервые звучали нерешительно. – Я потеряла ребенка в четырнадцать лет. Кровотечение не останавливалось

несколько месяцев. Теперь у меня там все нарушено.

Джессика прикоснулась к ее руке.

– Прости, не следовало спрашивать об этом.

– В любом случае, я была слишком юной, – сказала Мелисанда. – Ребенок, вероятно, убил бы меня. Почему ты спрашиваешь об этом? Это из-за того мужчины?

Джессика покачала головой и перешла к следующему ряду фасоли, чтобы увеличить расстояние между ними.

– Нет.

– Ты знала его раньше?

Раньше. Да. В ее прошлой жизни, когда мир состоял из бесконечного чтения, шитья и чаепитий с другими молодыми женщинами. Ее отец не был богат. У него, судя по всему, вообще не было денег, но у Джессики была крыша над головой, привилегии и защита.

Мелисанда проигнорировала ее молчание.

– Он приходил, чтобы увидеть тебя.

– Это неважно, – быстро ответила Джессика. – Теперь он знает правду.

Но не всю. И она надеялась, что никогда не узнает.

– Это просто… неважно.

– Хорошо, – сказала Мелисанда. – Но твоя жизнь не закончилась.

Джессика застыла, а клинок ее мотыги остановился в нескольких сантиметрах от твердой земли.

– Что?

– Ты раздвинула ноги за деньги, и это не убило тебя. Поэтому ты поднялась и двигаешься дальше, как любая другая шлюха, захотевшая бросить данное занятие. Многие женщины не могут этого сделать. А ты смогла – это повод, чтобы праздновать, а не умирать.

Кожу Джессики покалывало от чувства, близкого к ужасу. Как Мелисанда могла сказать такое? Это неправда. Шлюха – это никчемный кусок ничтожества. Использованный. Разрушенный. Быть проституткой хуже, чем быть мертвой, потому что никто даже не станет оплакивать ее, и Джессике пришлось идти дальше. Продолжать двигаться. Продолжать дышать. Притворяться живой. Но все знают, что шлюхи – грязные, пустые оболочки.

– Эти мудаки наполнены не ядом, – пробормотала Мелисанда, – а просто спермой. Вокруг полно мужчин со спермой внутри, и смотри, как они собой довольны.

Смех Джессики был, скорее всего, больше от шока, чем от шутки; после того, как удивление исчезло, она кивнула. Слова подруги были справедливы. Мужчины всегда довольны собой. И чтобы шлюха не делала – они считали, что всю работу выполняли сами.

– Они ведь чьи-то мужья, – прошептала Джессика, боясь продолжать этот разговор даже посреди каменистого поля, называемого фермой. – Они отцы и мужья, а мы позволяем им…

– Разве ты не чья-то дочь? – резко ответила Мелисанда. – А я?

В горле Джессики застрял ком. Она не могла дышать. Все смотрела на Мелисанду, которая выглядела настолько сильной и красивой после того, как десять лет продавала свое тело мужчинам. Да, Мелисанда была чьей-то дочерью. Так же, как и Джессика. Ее любили и оберегали двадцать один год, и она была человеком. Женщиной. А, может, ею и осталась…