Екатерина Оленева: Так становятся звёздами. Часть 1 [СИ]

— Как же случилось, что Рэйвы пали? — грустно спросила Гаитэ.

— Сезар Фальконэ захватил замок.

— И с каких это пор у Фальконэ появилась армия?

— Это шлюхино отродье удачно женился, в результате чего и заключил союз с королём Валькары, заполучив многотысячное войско.

— Многотысячное?.. — удивлённым эхом выдохнула Гаитэ.

— Доносчики, шпионящие для вашей матушки, не оправдали вложенных в них средств. По их сведениям, наёмники должны были прийти из столицы. К тому времени мы надеялись успеть подготовиться к осаде. Собирались сделать запасы всего необходимого: собрать каждую унцию зерна, всю птицу и скот в округе. Планировали запереть ворота, подготовить пушки к бою, расставить лучников у бойниц. Леса вокруг крепости должны были вырубить, — каждое дерево, каждый куст — все возможные укрытия, оставив перед стенами лишь чистое поле, что сделало бы нападавших отличной мишенью. Ваша матушка продумала всё!

«И какой в этом толк, если в результате проиграла?», — усмехнулась про себя Гаитэ.

Фейрас продолжал:

— Всё пошло не так, как мы планировали. Сезар привёл армию с границ Валькары. Ему удалось, прячась в лесу, подобраться к замку незамеченным, и осада началась внезапно. Нас окружили в тот момент, когда мы совершенно не были к этому готовы, — с болью в голосе рассказывал генерал. — Ударившая артиллерия посеяла среди людей панику, сломив их боевой дух. Внезапность нападения лишила нас провианта, мы не успели им полностью запастись. И считали это единственной опасностью. Толщина стен замка Рэйв — двенадцать футов. Никто и никогда не мог их проломить. Но Сезар — сам дьявол во плоти! — сделал невозможное. Под белым флагом переговоров он сам вызвался быть парламентёром. Пафосно заявил, что не желает воевать с тысячью безоружных людей, предпочитая, как мужчина, сражаться лишь с мужчинами. Мол, к чему подвергать опасности жизни женщин и детей? — говорил он. Не проще ли договориться миром? Требовал у вашей матери немедленно сложить оружие, и открыть ворота крепости. Взамен гарантировал жизнь всем без исключения.

Гаитэ скривилась, чувствуя, как рот наполняется полынной горечью. Она не сомневалась в том, каким был ответ Тигрицы.

— И что сделала матушка?

— Ваша неукротимая, храбрая матушка встретила ублюдка, держа стрелу арбалета на тетиве! Она сказала, что не склонит головы перед жютенскими развратниками, — с гордостью процитировал вояка, не скрывая восхищения госпожой. — И спустила стрелу с арбалета.

— Стреляла в парламентёра под белым флагом? — усомнилась Гаитэ во вменяемости матери.

Это было слишком даже для царственной герцогини.

— Не в него — всего лишь ему под ноги. А я в жизни не встречал лучника лучше герцогини. За всю мою жизнь она не промахивалась ни разу!

— Понятно. Что было потом?

— Потом негодяи стали шантажировать госпожу жизнью её сына. Они выволокли его к осадным башням, растянули на дыбе…

Сердце Гаитэ болезненно сжалось. Разумом она понимала, что пытали юношу, но воображение упрямо рисовало зарёванное личико пятилетнего малыша с пухлыми ручками.

— Сезар требовал от вашей матери немедленно сдаться на его милость, преклонить колени перед его отцом-императором в обмен на жизнь наследника Рэйвдейла. Но даже после того, как мальчику на глазах матери отрезали мизинец, герцогиня не дрогнула.

— Чего ж ей дрожать? — прошептала Гаитэ, задыхаясь от отвращения. — Пальцы-то не ей отрезали.

— «Твоего сына ждёт смерть из-за тебя! — кричал Сезар. — Так каков будет твой ответ?» — «Никогда не преклоню колен перед тем, кого презираю, — ответила герцогиня. — Можешь убить моего сына, я могу родить ещё десятерых. Но честь у меня одна!» — «Это твоё последнее слово?» — «Да», — ответила она непреклонно.

— И они убили моего брата?! — в ужасе сжала руки Гаитэ с такой силой, что хрустнули пальцы.

— Они увели его в лес, сеньорита, и больше никто из наших людей юного герцога не видел.

Гаитэ могла представить себе, что чувствовал Микки в тот момент. Когда-то её тоже поставили ниже чести, совести и долга. Может быть в чьих-то глазах подобные убеждения и заслуживают уважения, но лично для неё они равнозначны бездушному безразличию.

— Выходит, Тигрица пожертвовала тигрёнком ради замка? — холодно протянула Гаитэ. — Что было потом?

— Потом заговорили пушки. Они всё били и били, но не долетали до наших стен, изрядно всех веселя. Однако веселились мы, как скоро выяснилось, рано. Разрушив фундамент в том месте, где был подземный ход, враги заставили одну из башен рухнуть, как сложившийся карточный домик, погребая под собой людей и открывая врагу проход внутрь. Объявив общее построение, Фальконэ повёл своих людей в атаку. Кавалерия под его предводительством ворвалась во внутренний двор. Они выпрыгивали, как демоны, прямо из оседающей серой каменной пыли, что клубами металась повсюду. Они рубили, кололи всех, без разбора, кто попадался под руку: женщин, стариков и детей.