Нино Риччи - Завет, или Странник из Галилеи

Поглощенный своими делами, я совершенно забыл об Иешуа. Но из-за неотложных дел я вынужден был задержаться в городе на несколько месяцев и вдруг неожиданно наткнулся на него у городских ворот. Вокруг сбилась небольшая толпа, человек двадцать, Иешуа говорил что-то, обращаясь к собравшимся. Он выглядел лучше в сравнении с нашей первой встречей, был не изможденным, а ухоженным и сытым. Словом, он стал теперь похож на грека. Его манера говорить тоже изменилась: голос звучал более властно, совсем не так, как в Эн Мелахе. Однако его принимали враждебно — в своей речи он нападал на местных богов.

— Прибереги свои речи для евреев, — долетело из толпы.

— Ваши учителя, проповедуют ли они вам о том, что есть две правды: одна — для сурийцев, другая — для евреев?

— Ты так сказал!

Толпа вскоре разбрелась. Остались только грубоватого вида помощники. Они все время находились поблизости, храня гробовое молчание, теперь же тихо переговаривались по-арамейски. Я подошел ближе. Иешуа сразу узнал меня.

— Я заметил вас в толпе, — сказал он. — Приятно было увидеть хоть одно знакомое лицо.

Темнело, и я пригласил его и спутников поужинать у меня, в небольшой гостинице около порта. Хозяином гостиницы был еврей, сочувствующий нашему делу. По дороге Иешуа очень подробно расспрашивал меня о местных обычаях. Мы разговаривали по-гречески. Его спутники совершенно выпали из поля нашей беседы. Грубоватые парни — их можно было уверенно принять за наемников — явно не знали греческого. Поначалу я не усмотрел в ситуации ничего достойного внимания, но потом заметил, что Иешуа часто обращается к ним за советом даже по незначительному поводу. Тогда я понял, что ошибался, приняв его спутников за обычных слуг или телохранителей.

Он застал меня врасплох, когда обронил:

— Я слышал, что того человека в Эн Мелахе арестовали в связи с заговором.

Я только и сказал: «A-а», но не стал обсуждать далее эту тему.

Тем не менее я понял, что для Иешуа ясны причины моего пребывания в Суре.

За ужином мы разговаривали по-арамейски. Но и тогда его спутники большей частью помалкивали Их было трое: Якоб, Иоанан и Шимон — явный лидер, которого Иешуа называл Кефас, «камень», явно имея в виду его неуклюжие движения. Судя по акценту, люди были из Галилеи. Последнее объясняло их манеру вести себя — галилеяне не слыли словоохотливыми. Обращаясь к своему наставнику, они называли его Иешуа, и создавалось впечатление, что все были на равных. Однако позднее я узнал, что было еще и другое имя, звучавшее менее фамильярно, но так к нему обращался лишь пророк Иоанан, обыкновенно совершавший над ним обряд очищения.

Странно, но Иешуа, будучи сторонником Иоанана, не проповедовал скорое наступление последних времен, хотя это, насколько я знал, была одна из основных идей Иоанана и других общин, подвизающихся в пустыне. Иешуа, однако, не был очень категоричен и нетерпелив. Он настаивал, что Иоанан безусловно прав, когда говорит, что каждый свой день мы должны ощущать как последний. Таким образом, все мы должны бодрствовать и хранить высокую мораль. Но, проповедуя так, он обнаруживал свое несходство с Иоананом. В его способе рассуждать было больше греческого, нежели иудейского. Он обращался к логике, а не к священным книгам. Поэтому я не удивился, когда узнал, что ребенком он жил в Александрии.

Я никак не мог понять, что же заставило его прийти в Сур, может, его и мои цели не были столь уж различны, тем более что участь Иоанана не была еще решена. Однако евреи, которых можно было бы обратить, могли не иметь точных сведений, и Иешуа просто искал здесь возможных последователей. Я выяснил также, что он собирается на днях отправиться в Капер Наум Галилейский — место его теперешнего постоянного пребывания. Я полушутя признался, что был бы очень рад сбежать из Сура, тогда Иешуа предложил мне пойти с ним вместе, правда, я так и не понял, серьезным или случайным было его приглашение.

Я предложил его спутникам переночевать в моей гостинице. Кефас, который явно питал ко мне недоверие, сказал:

— Мы будем спать на улице. У нас нет денег.

Он явно гордился такой позицией. И мне вспомнилось, как Иешуа отказался от монет, предложенных в Эн Мелахе.

— А как вы добываете пропитание?

— С Божьей помощью.

На языке вертелся вопрос, как Господь помог им оплатить ужин, но я сказал лишь:

— Будьте моими гостями.

Им нечего было возразить.

На этом наша встреча могла бы и закончиться, мы расстались бы навсегда, и каждый пошел бы дальше своей дорогой, но одно случившееся чуть позже происшествие возобновило и обострило мой интерес к нему. В гостинице объявилась некая провинциалка-финикиянка. Она искала встречи с Иешуа, и каким-то образом ей удалось узнать, где он. Женщина пришла с дочерью, которую в буквальном смысле слова держала на привязи. Девчушка была обвязана веревкой, конец которой был в руках матери. Она действительно была похожа на дикого зверя — грязная, всклокоченная, с исцарапанным и покрытым коростой лицом. Руки ее были связаны тряпьем, которое она постоянно грызла, пытаясь высвободиться. Девочка все время выла и стонала; иногда казалось, что она выкрикивает что-то связное, но бессмысленные звуки так и не становились словами.