Нермин Безмен - Курт Сеит и Мурка [litres]

Он провел рукой по лицу, словно хотел прогнать груустные мысли. Внезапно перед глазами начали появляться приятные воспоминания. Неужели этот мужчина с уставшей душой, который сидел сейчас здесь, в этом кресле, был тем самым молодым кавалеристом, поручиком Эминовым? У того было столько надежд, столько ожиданий от будущего… У нынешнего рвется каждая нить, за которую он держится, а душа готова в любой момент отделиться от тела.

Последний год, который он вспомнил, – 1916-й. Санкт-Петербург и Москва, усыпанные снегом. Его мысли вернулись к тому вечеру, когда мятежная его душа впервые натолкнулась на то, что не в состоянии была понять. Неужели действительно позади осталась та ночь, когда он встретил свою настоящую любовь, голубые глаза которой сверкали стыдливой горячностью, белая кожа – чистотой, а светло-русого цвета волосы, обрамлявшие красивое лицо, гармонировали с нежными губами, которые застыли от смущения? Та девушка шестнадцати лет, в самом расцвете красоты и юности, с которой он еще не был знаком, заставила его сердце трепетать при первой их встрече. Александра Юлиановна Верженская из Кисловодска… Маленькая Шура. Милая прекрасная Шура. Она наполнила жизнь Сеита горячим желанием, скрытым за непосредственностью. И вот сейчас она плыла по Босфору на корабле, который следовал в Париж. Она уходила, забрав с собой все снега Москвы и Санкт-Петербурга, звуки колоколов, мелодии вальсов, запах свежих виноградных лоз с виноградников Алушты, ветер с берегов Крыма, пахнущий морской водой. Интересно, собирается ли она хранить эти воспоминания, собирается ли вспоминать о тех моментах, которые они провели вместе, или развеет их по ветру на новых берегах, к которым плывет?

Глубоко вздохнув, он поднялся, и отзвук его вздоха растаял у него на губах. На сердце было неспокойно. Что бы он ни делал, как бы ни старался вспомнить былое, он всего-навсего вновь возвращался к последнему дню. Невозможно спастись от прошлого.

Его сердце сжалось, когда он подумал об отце, который не принял их союз с Шурой. Он мог понять, как страдал пожилой мужчина, когда видел поступки сына. Но и отец, и сын были людьми упрямыми и соревновались друг с другом в упрямстве. Разве мирза Эминов не хвалился тем, насколько его старший сын похож на него? Если бы он только знал, что когда большевики найдут его сына, то он больше никогда не увидит Сеита! Если бы он это знал! Разве он позволил бы тогда сыну уехать с берегов Алушты вот так, не попрощавшись, без благословения, без надежды на новую встречу? Но не случилось. Никто не мог знать, что все так выйдет. Ах-х! Вот если бы была у него возможность заново прожить те дни… Что бы он сделал? Что сказал бы отец?

«Никогда не приводи эту женщину в этот дом и не пытайся появиться сам, пока остаешься с ней. Я буду считать, что ты еще не вернулся, и буду ждать твоего возвращения».

Воспоминания душили Сеита, словно петля, накинутая на шею. Он хорошо знал, что в тот момент, когда отец произнес эти слова, он ждал извинений от сына. Сеиту хотелось обнять его и сказать: «Дорогой отец, я очень тебя люблю, однако и ее я тоже люблю. Я не могу сделать выбор между вами и ней! Пожалуйста, поймите меня!» – однако он гордо и упрямо промолчал.

Когда он открыл ворота родного дома и вышел на улицу, то долгое время стоял с удивлением и изумлением, не веря в происходящее. Он ждал, что отец все же позовет его. Точно так же и мирза Эминов, стоя на лестнице, долгое время не делал шага и ждал, что сын вернется и попросит прощения. Напрасно! Раз старший Эминов горд и упрям, то сын такой же. Больше они не увиделись.

Перед Сеитом так и стоял облик отца: полные негодования синие глаза, борода, седые волосы. Отец все еще смотрел гневно, но его глаза были наполнены горькой тоской. Или Сеиту только так показалось? Зажмурившись, он водил руками по отцовскому лицу. Пользы не было. Боль от горькой разлуки ему предстоит носить в сердце всю жизнь. Аллах! Как он соскучился. По отцу, по матери, по сестре, по брату. До настоящего момента он никогда так не тосковал по семье, как сейчас. Он вспомнил, какой любовью светились мамины темно-синие глаза, как ее тоненькие пальцы бродили по клавишам пианино. Братья начали появляться у него перед глазами, один за другим. Образы детства, появляясь из-за завесы прошлого, приближались к Сеиту. С братьями никогда не было ссор. Воображение начало вытеснять тоску. Братья вдруг исчезли, за исключением одного. Сеит, вздрогнув, закрыл глаза и покачал головой. Все вокруг стало черным-черно. Только иногда местами лунный свет пробивался сквозь облака, которые развеивал пронзительный ветер. Комнату заполнил шум бьющихся о берег волн и запах моря. Галька берегов Алушты скользила под ногами. Пенные воды взбушевавшегося Черного моря омывали скалы, тянувшиеся вдоль берега.