Блайт Гиффорд - Дева и плут

« Fides facit fidem », — молвила она про себя. Вера порождает веру.

Сжимая холодную руку Уильяма, Гаррен жалел, что не может поделиться с ним своим здоровьем и силой. Кожа умирающего шелушилась, словно тело его, разрушаясь, стремилось скорее освободить дух.

— Я доставлю твое послание, не спрашивая, о чем оно, и принесу перо, будь это хоть тысячу раз грехом. — Он оглянулся. Ричард все еще говорил с аббатом, а настоятельница что-то шептала на ухо девушке. — Только не выставляй меня перед этими людьми каким-то пророком.

На губах Уильяма заиграла слабая улыбка. Этим утром боли мучили его ощутимо меньше.

— Друг мой, возможно, ты ближе к Богу, чем думаешь.

— Тебе, конечно, виднее, — хмыкнул Гаррен, — но если бы Господь все-таки прислушивался к моим молитвам, в это паломничество ты отправился бы сам, своими ногами. — Он приставил локоть к локтю Уильяма и без усилия согнул его руку. — Когда я вернусь, померяемся силами, а на кон поставим деньги в уплату паломничества. Кто победит, тот и заплатит.

— Мне казалось, ты предпочитаешь кости.

— Не хочу оставлять победу на волю случая.

— Эти деньги — ничто по сравнению с тем, что ты для меня сделал.

— А паломничество — ничто по сравнению с тем, что ты сделал для меня. — Гаррен был готов пойти на все чтобы отплатить Уильяму за его доброту. Абсолютно на все. А воспоминание о том, как Доминика напевала себе под нос в огороде, лучше изгнать из памяти.

Какие бы силы не подняли Уильяма из кровати, но они постепенно убывали. Бледная кожа туго натянулась на его лице, делая его похожим на череп.

— Но если ты не поторопишься, то биться на спор тебе будет не с кем.

— Надеюсь, все же будет, — молвил Гаррен сквозь зубы. — Иначе кому я отдам перо из крыла святой?

Слабым шепотом граф сокрушался о его кощунственном намерении, но Гаррен не слушал. Уильяму он был обязан большим, нежели Богу. Я сделаю все, что потребуется, чтобы добраться до места и успеть вернуться, пока он еще жив .

И он почти услышал, как Господь засмеялся над его клятвой.

Позади зашуршали черные одежды матери Юлианы.

— До чего радостно видеть, что вы нашли в себе силы выйти из опочивальни, лорд Редингтон. Воистину, это ответ на наши неустанные молитвы.

Гаррен не сомневался, что она не кривит душой, желая графу выздоровления. Монастырь жил в основном за счет пожертвований Редингтонов, а Ричард, в отличие от Уильяма, был не самым щедрым патроном.

— Спасибо, что молитесь обо мне, мать Юлиана. А что, Доминика тоже собирается с ними? — Он кивнул в сторону девушки, которая, придерживая сестру Марию под локоть, шла к дверям.

Интересно. Оказывается, Уильям знает о ее существовании.

— Она очень просила отпустить ее, и я не смогла отказать, милорд. — Настоятельница изогнула бровь. — Посмотрим, куда Бог направит ее, когда она впервые увидит большой мир.

Гаррен с отвращением посмотрел на нее, и она отвела взгляд. Вовсе не Богу предстояло сбить Доминику с пути истинного.

— Кто она, Уильям?

Теперь уже мать Юлиана вскинула на него голову.

— Только не говори, что ты ее не приметил. У тебя глаз на женщин наметан. — Глаза Уильяма, пусть ныне и поблекшие как заношенная туника, озорно блеснули. — Соломенные волосы. Синющие глаза.

— Такое впечатление, что ты приметил ее для себя, — отшутился Гаррен. Он оглянулся. На солнце коса Доминики сияла золотом. Уильям допустил неточность. Ее волосы не были соломенными. Они были цвета сладкого эля в момент, когда сквозь его тугую струю просвечивают языки пляшущего в очаге пламени.

— Моя семья несет ответственность за монастырь и за всех его обитателей.

По спине Гаррена пополз холодок. Что, если Уильям питает к девушке нечто большее, нежели вежливый интерес? Неважно. Когда они вернутся, его скорее всего уже не будет в живых, и он никогда не узнает, что с нею сталось. От этой мысли, однако, на душе легче не стало.

— Уильям… — начал он.

— Милорд, — перебила его мать-настоятельница, — раз уж вы настолько оправились, я бы хотела попросить вас…

— Брат, какое безрассудство! — Бросив аббата, Ричард подскочил к ним и локтем оттеснил настоятельницу в сторону. — Ты нисколько не бережешь себя. Никколо, сюда!

Итальянец возник рядом, словно воплотившись из воздуха. Гаррен вздрогнул. Давно ли он ошивается тут и слушает их разговоры?

Этот человек, с крупным носом и мясистыми губами, прежде служил одному из ломбардских ростовщиков, на деньги которых король собирал армию для похода во Францию. Ричард приютил его у себя и выделил в замке каморку, где итальянец ставил какие-то алхимические опыты — тщетно пытался обратить свинец в золото, как подозревал Гаррен.