Елена Арсеньева - Белая дама (Франсуаза де Шатобриан – король Франциск I – Жан де Лаваль де Шатобриан. Франция)

А между тем иногда ему становилось просто страшно. Ну как король озябнет и захочет растопить камин?! Что тогда делать? Дать себя изжарить живьем или вывалиться в полусыром виде к ногам своего господина, чтобы немедленно после этого отправиться на рандеву с палачом?

На счастье де Бониве, Франсуаза знай поддавала жару, и озябнуть королю ни в коем случае не грозило. Более того, он обливался потом с головы до ног!

– Это было прекрасно, – вынес наконец вердикт его величество, поднимаясь с ложа и оставляя на нем неподвижную и обессиленную любовницу. – Однако я бы попросил вас, мадам, впредь не спешить разоблачаться и использовать в качестве камеристки меня (была у короля такая слабость: он обожал раздевать своих женщин).

Франсуаза чуть слышным голосом поклялась, что отныне всегда будет следовать этому пожеланию, а потом едва-едва пошевелила пальцами в прощальном жесте. И король удалился, самодовольно ухмыляясь, в полной уверенности, что окончательно лишил Франсуазу всяких сил, так что, если она сможет прийти в себя к обеду, это будет хорошо.

Не тут-то было! Лишь только монаршая поступь стихла в коридорах, мадам де Шатобриан слетела с постели и проворно заперла дверь. А потом ринулась к камину и, царапая свои нежные руки о хворост, извлекла оттуда полуокоченевшего адмирала де Бониве.

Ей понадобилось приложить немало сил, прежде чем он вернулся к жизни. Сначала его пришлось уложить в постель, потом согреть своим телом, потом разогнать его кровь нехитрыми и сладостными гимнастическими упражнениями… потом повалить забор, и еще один, и еще…

Словом, ушел де Бониве из этой комнаты, лишь когда забрезжил рассвет, ну а Франсуаза смогла встать с постели отнюдь не к обеду, а лишь только к ужину.

К вящей гордости короля.

Правда, как только Луиза Савойская узнала от своих шпионов о неверности фаворитки, она незамедлительно донесла обо всем сыну. Франциск, при всей своей любви к chиrе maman, отлично знал, что она порядочная ехидна и всех других женщин, особенно молодых и красивых, ненавидит, а потому решил, что мадам Луиза следует своей природе и клевещет на Франсуазу. И во всеуслышание высказал свою позицию:

– Неужто французский двор не таков, как я о нем думал? Все, кажется, про себя удивляются тому, что мой друг адмирал де Бониве оказывает так много внимания мадам де Шатобриан. Надеюсь, меня ввели в заблуждение, потому что еще удивительнее мне было бы не видеть у ног этой дамы весь двор.

Chиrе maman Луиза Савойская поняла, что она больше не властна над своим сыном и ненавистной мадам де Шатобриан дана вечная индульгенция…

Впрочем, надо сказать, этот случай произвел большое впечатление на Франсуазу и адмирала. Слишком уж много страху любовники натерпелись и, по взаимному соглашению, решили больше не грешить, короля не обманывать и смертельному риску себя не подвергать. Отныне Франсуаза хранила нерушимую верность своему повелителю, так что соглядатаям, подсылаемым королевой Луизой, не удалось найти доказательств ее измены. И Франсуаза продолжала царить в сердце и постели своего обожаемого монарха еще много, много лет, пока…

Пока однажды он не встретил другую.

Вот так бывает всегда…

Можно говорить о происках неблагосклонной Фортуны, но на самом деле ее роль сыграла все та же злопыхательница – королева Луиза Савойская, которая просто-напросто подсунула эту другую своему сыну, справедливо рассудив, что сердце мужчины должно жаждать перемен.

Может быть, она хотела таким образом опровергнуть постулат сына: «Женщина непостоянна» – то самое «La femme est variable», которое в более поздние времена было переведено на итальянский и превратилось в «La donna e mobile» и стало первой строкой знаменитой арии Герцога из оперы «Риголетто», строкой, известной нам в совсем уж вольном переводе на русский: «Сердце красавицы склонно к измене…» etc.

Так вот, господа: этим наблюдением над прихотливостью женского сердца мы обязаны именно Франциску I!

Не суть важно, какие именно причины стали движителями Луизы Савойской, когда она представила сыну в числе своих новых фрейлин стройную блондинку по имени Анна де Писле де Эйи. Случившийся при том мессир Дре дю Радье разразился таким описанием красавицы: «Вообразите прелестную особу семнадцати-восемнадцати лет, с прекрасной фигурой, во всем блеске молодости, с прекрасным цветом лица, живыми, выразительными глазами, полными огня, и перед вами предстанет мадемуазель де Эйи. Что же касается ее ума, он был не только острым, тонким и прихотливым, но также основательным, обширным и чутким к литературе и произведениям искусства. За ней закрепилась репутация первой умницы среди красавиц и первой красавицы среди умниц…»