Спустя некоторое время осел остановился. Человек, от которого исходил неприятный запах, осторожно опустил Цезариона на землю. Пыльная земля была мягкой, но холодной, поэтому юноша, дрожа всем телом, лег на левый бок и поджал под себя ноги, чтобы согреться. Спустя какое-то время на него набросили покрывало, и он вскоре уснул.
Когда он очнулся от сна, было снова жарко и светло. Сознание прояснилось, но хотелось пить, и чувствовалась сильная усталость. Казалось, нужно было приложить немыслимые усилия, чтобы поменять положение. Сначала он просто лежал с открытыми глазами, уставившись на верблюжье седло перед собой, и молчал. Потом он повернул голову, чтобы оглядеться по сторонам.
Он лежал под навесом, два угла которого были прижаты к земле верблюжьими седлами, а два других поддерживались тонкими шестами. Там, куда не падала тень от этого самодельного навеса, все было залито солнечным светом. Вокруг – голая земля и неподвижные фигуры верблюдов.
Никогда раньше Цезарион не оказывался в таком положении. Ему даже в голову не могло прийти, что его ждет такой поворот событий. Он вспомнил человека, который поддерживал его ночью, когда он ехал верхом на осле, вспомнил неприятный запах и нежный мотив песни караванщика. «Так это же совсем еще ребенок!» – сказал погонщик на просторечии. В его голосе сквозило явное удивление.
«Он понятия не имеет, кто я, – подумал Цезарион, все еще изумляясь странности всего происходящего. – Я лежал посреди караванного пути; подошли простые караванщики и помогли мне, потому что... потому что я лежал там раненый и нуждался в помощи».
Необычным казалось даже то, что в такое время, когда Александрия находится в осаде, а Египет вот-вот будет покорен римлянами, по торговым путям все еще идут караваны. Однако война продолжается уже несколько лет, и, надо полагать, купцы вынуждены либо, как и прежде, заниматься торговлей, либо умирать с голоду.
Итак, что же случится теперь? Вероятно, скоро подъедут римляне и спросят у главного караванщика, не встречался ли им по дороге раненый молодой человек. Как поведет себя египтянин, спасший его?
Предсказать трудно. Он может тут же выдать его и попросить вознаграждение. Однако, опасаясь, что навлечет на себя беду, выдав раненого, погонщик будет отрицать, что кого-то нашел на дороге. Есть еще вариант: решив избавиться от своей опасной находки, он стукнет Цезариона по голове и сбросит в ближайшую канаву, а позже, если его будут расспрашивать, скажет: «Я не видел человека, которого вы ищете. Наверное, он погиб в пустыне».
Или же он может попытаться защитить своего гостя [8].
Тот человек, от которого плохо пахло, на первый взгляд казался добрым. Однако Цезарион допускал, что он не главный караванщик, а лишь его помощник. Мужчина общался с ним на египетском просторечии, а по-гречески говорил с сильным акцентом. Купец, способный снарядить караван от Нила до Красного моря, обязательно должен быть греком, принадлежать к той элите, которая правила Египтом вот уже три столетия. Ну да ничего, надо надеяться, что и главный караванщик поведет себя по-доброму. Грек должен испытывать сочувствие к своему собрату – греку, попавшему в тяжелую ситуацию.
Конечно же, многое зависело оттого, каким образом римляне объяснят свой интерес к его персоне. Если кто-то из них начнет демонстрировать силу, заявляя, что они ищут беглеца, – это одно. Но если они подъедут и скажут, что преследуют молодого царя Птолемея Цезаря, прибавив при этом, что укрытие такого человека будет расцениваться как измена, – дело примет совсем другой оборот. Даже если караванщик окажется патриотом, вряд ли он будет рисковать своей жизнью ради высокой идеи, которой уже не суждено сбыться. Ему лучше скрывать, кто он на самом деле. Если, конечно, у него это получится.
Чья-то тень легла на навес снаружи, а затем под самодельный шатер на четвереньках заполз человек – здесь не хватало места, чтобы встать в полный рост. На вид ему было около сорока; худощавый, с массивной челюстью, которая выделялась на лице, покрытом щетиной, выросшей за время пути, он выглядел как коренной египтянин. У него была темно-коричневая кожа и слегка вьющиеся волосы, иногда встречающиеся в Верхнем Египте. На нем был грязный льняной хитон, а на голове – свободно повязанный кусок грубой льняной ткани, который защищал его от солнца. Все в его внешности свидетельствовало о том, что этот мужчина – простой крестьянин, и поэтому Цезарион решил, что он, скорее всего, один из погонщиков в караване. Сейчас он был чем-то обеспокоен, а когда его взгляд встретился с взглядом Цезариона, египтянин как-то раздраженно хмыкнул.
Читать дальше