Джиллиан Брэдшоу - Наследник Клеопатры

Цезарион застонал и с трудом поднялся; ноги, казалось, одеревенели. Караванный путь расплывался перед глазами. О боги и богини, хотя бы один глоток воды сейчас!

Держась за бок, шатаясь, как пьяный, юноша продолжил свой мучительный путь.

Он не дошел до стоянки. День растворился в обрывках воспоминаний, неприятном запахе гнили и ощущении ужаса. Когда Цезарион снова пришел в себя, тени стали еще длиннее. Он поднялся и, спотыкаясь на каждом шагу, побрел дальше. Позже, снова очнувшись, он увидел, что лежит на горячей земле. Солнце садилось, и синие тени опустились на землю. Без особого энтузиазма он попытался подняться, но тут же снова потерял сознание.

Когда он очнулся, солнце уже скрылось за горизонтом. Было холодно, и его руки и ноги онемели. Внезапно до него донесся стук верблюжьих копыт и поскрипывание упряжек. Цезарион понял, что он находится посредине караванного пути, невдалеке от ближайшей стоянки, и в то же мгновение осознал, что его попытка убежать провалилась. Хотя все это уже, казалось, не имело никакого значения. Когда он лежал, боль почти не чувствовалась. К тому же вскоре все будет кончено. Он с самого начала знал, что у него ничего не выйдет. Поразмыслив, Цезарион решил, что, возможно, это даже к лучшему. Родон был прав. Он не стоит больше ничьей жизни.

Стук копыт и поскрипывание упряжи становились все громче. Затем он услышал резкий мужской голос:

– На дороге мертвый человек!

Цезарион лежал неподвижно и ждал, что будет дальше. Немного погодя кто-то дотронулся до его плеча и сказал:

– Мне кажется, что он еще жив. Цезарион закрыл глаза.

Он почувствовал, что ему дали воды. Восхитительная влага наполнила его пересохший рот. Он сделал глоток, и в ту же секунду от острой боли в языке у него перехватило дыхание. Вода полилась не в то горло, и он закашлялся, пытаясь не обращать внимания на боль в боку и продолжая с жадностью пить. Когда вода попала ему в нос, он чихнул, и флягу убрали. Однако Цезарион болезненным стоном выразил свой протест и потянулся за флягой руками, и ему снова дали пить. Он поскуливал от радости, и в этот момент ему казалось, что во всем мире нет ничего более ценного, чем вода. С ней ничто не могло сравниться – ни золото, ни здоровье, ни любовь. Вода пролилась на пыльный хитон, прилипший к его груди, холодная в ночном свежем воздухе и необычайно восхитительная.

– Пока хватит, – сказал тот же самый голос.

Цезарион опустил голову, ощущая, что теперь она покоится на чьем-то плече, и затих. Ему хотелось поблагодарить кого бы то ни было за то, что ему дали напиться перед смертью, но на это у него не хватило сил.

– Так это же совсем еще ребенок! – воскликнул уже знакомый голос. Казалось, человек был удивлен.

«Мне исполнилось восемнадцать в июне», – с негодованием подумал Цезарион, но боль в языке была слишком сильной, чтобы сказать это вслух.

– Что за люди оставили тебя в этом проклятом месте, а? Цезарион не отвечал. Тем не менее, какая-то часть его сознания пробудилась от нарастающего изумления. Голос не принадлежал римлянину. У человека был странный акцент, и говорил он вообще-то неправильно. Боги и богини, он же говорил даже не по-гречески. Он говорил на египетском просторечии!

– Давай поднимемся.

Тот, кто произнес эти слова, попытался приподнять его, и Цезарион, подчиняясь, попробовал встать на ноги. Однако ноги не слушались его, зубы начали стучать. Мужчина, продолжая поддерживать его, выругался, и вслед за этим кто-то еще подошел и взял Цезариона под руку. Однако этот человек нечаянно задел локтем его ребра, прямо над раной, и у юноши перехватило дыхание от боли.

– Что случилось? – спросили его. Затем этот вопрос повторили по-гречески: – Мальчик, ты меня понимаешь? Что с тобой случилось?

Незнакомец говорил с певучим акцентом жителей Верхнего Египта.

– М-мм... Очень больно, – еле выдавил из себя Цезарион.

– Что у тебя болит? – настойчиво спросил мужчина.

– Б-бок, – невнятно пробормотал Цезарион. – М-мой бок. Человек хотел ощупать его бок, но убрал руку, потому что Цезарион громко застонал от боли.

– Спокойно, – мягко произнес незнакомец, снова переходя на просторечие. – Тихо, все хорошо. Менхес, он ранен в правый бок. Приведи осла: пусть поедет на нем верхом.

Следующим воспоминанием было то, что он сидел на осле и чья-то рука держана его за талию, не давая упасть. Своей левой рукой юноша ухватился за шею незнакомца, а голову склонил ему на плечо. Этот человек пах застаревшим потом, грязным бельем и рыбьим жиром, но его кожа была теплой. Ночь выдалась холодной, поэтому Цезарион не пытался отстраниться, чтобы не чувствовать неприятный запах. Человек начал напевать вполголоса какую-то нежную ритмичную мелодию, которая была незнакома Цезариону. Луна поднималась, и пустыня стала местами совершенно черной, местами бледно-серой. Наступило удивительное спокойствие.