Елена Арсеньева - Авантюра, которой не было (Наталья Лопухина)

О чем же вели меж собой беседы вдруг поладившие супруги? Уж не о том ли, что над Петром все большее влияние забирали Долгорукие, а ведь это были отъявленные соперники Лопухиных?..

Сам Степан Васильевич, который хотя и был женат на чистокровной немке-протестантке, хотя и дружился-водился через нее с Карлом-Густавом Левенвольде, Остерманом и прочими немцами, прижившимися при дворе, все же не мог избавиться от свойственного всем русским, глубоко укоренившегося, исконного недоверия к чужестранцам. Однако даже он понимал: в сложившемся положении дел выгоднее держать именно сторону чужеземную – тем паче что немцы в лице Остермана мечтали бы видеть на престоле фигуру самую что ни на есть русскую (правда, изрядно онемечившуюся!), а именно – дочь царя Ивана V Алексеевича Анну, герцогиню Курляндскую.

Однако это пока что были одни лишь мечтания.

Неведомо, как пошли бы дальше дела в России, когда бы однажды утром камердинер императора Петра II Лопухин, придя будить своего господина, ночевавшего в Горенках, в доме князя Алексея Григорьевича Долгорукого, не обнаружил в его постели молодую особу. Это была дочь хозяина, княжна Екатерина Алексеевна.

Император имел вид откровенно обалделый и таращил непонимающие глаза на свою ночевальщицу; княжна Екатерина изо всех сил старалась покраснеть; очень кстати объявившийся тут же князь-отец хватался за сердце и топал ногами – то ли в негодовании, то ли не в силах сдержать восторга… На другой день все посланники иноземных государств отправили в свои кабинеты срочные сообщения о том, что государь Петр Алексеевич принял решение жениться на княжне Долгорукой.

Итак, князь Алексей Григорьевич добился-таки своего! Не мытьем, так катаньем!

Похоже, никто этим счастлив не был, кроме него самого. Жених и невеста друг от друга отворачивались. Остерман с трудом скрывал ужас. Наталья и Степан Лопухины снова начали шушукаться и дружиться, а старая нянька, готовившая моченые яблоки (кстати сказать, государь был до них такой же большой охотник, как и сестрица-покойница), была удостоена долгой беседы своей воспитанницы…

Однако мастерство старухи не понадобилось. Злая судьба Петра сама распорядилась его жизнью – люди только лишь самую малость помогли ей…

Дело было так.

6 января, на празднике Водосвятия, царь жестоко простудился. Лопухин не отходил от него. Пользовавший императора лекарь Николас Бидлоо, приглашенный вместо отставленного Блументроста, настрого наказал ни в коем случае не отворять окна и не допускать ни малейшего сквозняка.

Немедленно после его ухода Степан Лопухин послал нарочного домой с малой записочкой жене. Ответ Натальи Федоровны привез барон Андрей Иванович Остерман, находившийся в это время у Лопухиной.

По знаку Остермана Степан Васильевич отпустил истопника и сам подсел к голландке, которая отапливала опочивальню больного императора. Вскоре в тесной кремлевской каморке было не продохнуть!

Петр, который то приходил в себя, то вновь погружался в забытье, открыл глаза.

– Андрей Иваныч… – пробормотал он, глядя на барона Остермана, стоявшего у запертого окошка в тщетной попытке поймать хоть глоток воздуха. – Андрей Иваныч, я жив еще?

Остерман растерянно оглянулся на замершего Лопухина, потом приблизился к постели:

– Вы живы, ваше величество, и, даст бог, поправитесь.

Лопухин закашлялся.

– Чего перхаешь, Степан Васильевич? – чуть слышно спросил Петр. – Тут не продохнуть, а ты кашляешь. Окошко отворите, а? Дышать ведь нечем, до чего натопили. Дурно мне…

Остерман оглянулся. Лопухин сидел на корточках у печи и смотрел на него, чуть приоткрыв рот.

Остерман пожал плечами:

– Ну что я могу поделать с волею вашего величества?

Этого было достаточно, чтобы Лопухин поднялся с корточек, приблизился к окну и дернул створку во всю ширь.

Наружу вырвался клуб пара, а в комнате вмиг сделалось прохладнее.

– Ого! – тихо засмеялся Петр. – Хорошо как! Нет… – Голос его вдруг упал. – Нет, студено. Закрывайте.

Лопухин с силой захлопнул окно.

– Степан Васильевич весьма послушен воле вашего величества, – усмехнулся Остерман.

Окно было открыто не более пяти минут. Но и этого вполне хватило, чтобы Россия лишилась своего государя…

…Теперь, когда страна осталась без власти, надлежало действовать спешно. И спешно решать, кого посадить на трон. Сын Анны Петровны, Петр Гольштинский, и его тетушка Елисавет были отвергнуты: первый из-за того, что герцог, отец его, непременно потребовал бы для себя регентства, а вторая – из-за своего легкомыслия («Хотя б и надлежало ее высочество к наследству допустить, да как ее брюхатую избрать?»). Члены Верховного совета обратились к герцогине Курляндской (на которую и делал ставку Остерман, а значит, и Лопухин!) с предложением сделаться правительницей, но подписать «кондиции», ограничивающие ее власть.