Елена Арсеньева - Кураж (Елена Кузьмина)

– А глаза у вас вовсе не синие. Мы так и знали!

В конце концов это надоело Лёле. Она не чувствовала никакого желания играть роль жены, которая уводит пьяного муженька из кабаков. Но и выдуманной куклой быть не желала. Она не могла полюбить Олешу больше самой себя, молодой женщины, преуспевающей актрисы, а его можно было любить только такой жертвенной любовью: слишком сильны были его внутренние мучения от неумения приспособить свой феерический, невероятный талант к «требованиям времени», к «требованиям социалистического реализма». Талант его погибал, Олеша спивался. Они расстались, но встретились мельком спустя несколько лет, уже перед смертью Олеши. Лёле при этой встрече все время хотелось плакать – не от жалости к нему, а от жалости к себе, от сознания, что она могла, могла что-то сделать в жизни, но так и не сделала.

Ну, видимо, не судьба.

Человека, в которого Лёля была влюблена, когда ее «выдумал» для себя Олеша, звали Борис Барнет. Он был в то время уже известен в мире кино: учился не в каком-то загадочном и не слишком-то серьезном ФЭКСе, а в Государственном техникуме кинематографии у знаменитого Льва Кулешова, начинал как актер, моментально обзавелся множеством поклонниц, тайных и явных. В числе тайных была и Лёля Кузьмина. С ее стороны то была нормальная девчоночья влюбленность в красивого киноактера. Даже потом, сделавшись известным режиссером (он снял комедии «Девушка с коробкой» и «Дом на Трубной», а также стяжавшую ему славу историческую революционную картину «Москва в Октябре»), Барнет пребывал как бы на окраине ее сердца, тем паче что он жил в Москве, Лёля – в Ленинграде, виделись они только мельком… И вот после успеха «Одной», ставшей звуковым (!!!) фильмом, Барнет пригласил актрису Кузьмину сниматься в своем фильме «Окраина» (он изначально задумывался как звуковой). Название показалось Лёле символичным, сердечко ее забилось… однако она приказала себе не трепыхаться раньше времени и внимательно прочла сценарий.

И развеселилась. Лёле-то было едва двадцать, а Мария, роль которой ей предстояло сыграть, – старая, скучная и увядшая старая дева.

Веселье всегда придавало Лёле смелости, и вот, вместо того чтобы кидать на предмет своего обожания томные, покорные взоры, она нахально спросила:

– Вы, наверное, шутите?

Не ожидавший ничего подобного Барнет (он привык, что девицы гроздьями вешались ему на шею, и, на его взгляд, эта Кузьмина ничем особым от них не отличалась… Артистка? Ну и подумаешь! Видал он таких артисток!) вытаращился на нее, мимоходом отметив, что девица вообще-то очень даже ничего:

– Шучу? Почему это? Нисколько не шучу!

– Так ведь она старая дева! – воскликнула Лёля, азартно блестя глазами, и Барнет подумал: а ведь не зря говорят, что в девице есть кураж! И правда – есть…

И он решил ее поддеть, эту едва засветившуюся, но уже возомнившую о себе старлетку (ежели выражаться на американский манер, чрезвычайно модный тогда в эсперанто кинематографистов):

– Ну да, Мария – старая дева. Неужели вам, – выделенное особо почтительной интонацией «вам» звучало откровенной издевкой, – ее не сыграть?

У всех у нас есть внутренний голос, интуиция, шестое (седьмое, восьмое и т. д.) чувство, благоразумие, ангел-хранитель – назовите как хотите, но он (она, оно, они) в решающие моменты жизни вдруг вопит в голос, подсказывая нам сделать что-то или, наоборот, не делать.

– Не надо, не надо, не надо! – завопил Лёлин внутренний голос (интуиция и проч.). – Остановись!

Но Барнет оказался прав, разгадав сущность Лёлиного характера. Тот самый кураж, который заставил ее когда-то притащиться в тесных туфлях в ФЭКС, и бросить вызов Козинцеву, и избавиться от родинки (а может, все-таки бородавки?), и прыгать в огонь, и брести по снегу, и еще много чего, – этот кураж оказался более громкоголосым и заглушил слабый писк благоразумия.

– Сыграть! – азартно воскликнула Лёля. – Только наоборот.

– Как наоборот? – вскинул брови Барнет.

– Ну, все, что написано про Марию в сценарии, я буду играть наоборот. Не старую деву, а смешную девчонку, провинциальную, косолапую воображалу Маньку, а не Марию. И платье сама придумаю.

– Хорошо! – хмыкнул Барнет, который почувствовал, что в ее предложении скрыто гораздо больше, чем в сценарной (и впрямь унылой) Марии. – Попробуем. Но я упрямый…

– Я тоже! – задорно ответила Лёля, надеясь: упрямство – качество отрицательное, но ведь минус на минус дает плюс? Может, и в жизни сработают математические законы?