Елена Арсеньева - Ласточка улетела (Лидия Базанова)

Чернов передал через связного Лиде вызов на личную встречу. И вот в январскую метель она поехала на хутор близ деревни Новосады.

Чернов потом вспоминал об этой встрече так:

«Зашли в дом. В углу на кровати, свернувшись в клубочек, лежала девушка. Услышав шум, она быстро вскочила, а потом, пятясь, стала медленно опускаться на постель. Ее напугала наша сборформа, к тому же на моем ординарце был зеленый немецкий китель. Мы долго беседовали с ней, вернее, допрашивали ее. Дело в том, что как раз перед этим к нам в расположение пробрались две молоденькие диверсантки. В косе одной из них были обнаружены ампулы с ядом… Поэтому ухо приходилось держать востро. Но Лида говорила о себе так искренне, так убедительно, что ледок недоверия постепенно стал таять. Нас, мужчин, больше всего покорила ее храбрость, неуемная энергия, заключенная в этом маленьком человеке, рискнувшем в пургу, в мороз преодолеть многие километры, преодолеть по настойчивому велению своей собственной совести. Ведь других командиров у нее не было…»

Три дня провела Ласточка в партизанском лагере. Подготовленный ею пакет Михаил Чернов с нарочным отправил в штаб Брестского соединения, находившийся в Споровских болотах. Лиде надо было возвращаться в Брест: ведь она отпросилась у Мозера только на двое суток.

Вернулась в город радостная, сияющая – надежда воскресла! Мозер косо глянул, когда Лида вбежала в его кабинет с метелочкой для пыли.

– Фрейлейн, как я вижу, вполне счастлива? – спросил он со странной интонацией. – Что, встреча с женихом прошла удачно?

– С каким женихом? – брякнула Лида, мысли которой были далеко. И чуть не выронила метелочку, только сейчас вспомнив, под каким предлогом отпрашивалась у Мозера: дескать, заболел жених в Новосадах, надо проведать.

– Надо думать, с вашим, – сухо промолвил Мозер. – У меня жениха нет, как вы можете догадаться.

«Дура же я, – сердито подумала Лида. – Надо же было такую глупость выдумать, как этот жених. А вдруг он захочет проверить? В Новосадах парней – раз, два, и обчелся…»

– Я его не видела, – отмахнулась она метелочкой. – Я приехала, а он…

– Умер? – саркастически вскинул брови Мозер, и Лида насторожилась. Ясно было, что шеф не верит ни одному ее слову…

– Нет, он не умер, – осторожно проговорила она, исподтишка разглядывая своего всегда добродушного и покладистого шефа и пытаясь понять, что означает странное выражение его смуглого лица. – Но… он обманул меня, когда писал, что заболел. На самом деле он женился на другой. На моей подруге.

Мозер вытаращил глаза, а потом вдруг улыбнулся, но уже не издевательски, а открыто, радостно:

– Правда? – Он едва сдерживал смех. – И вы об этом так легко говорите? Вы не ревнуете? Вам не жаль с ним расстаться?

– Ну, немножко жаль, – сказала Лида, мучительно гадая, что это его так разбирает, Мозера-то. – Но я увидела, что мы чужие друг другу, что любви между нами нет, а ведь главное – если это любовь… все остальное неважно.

– Вы в самом деле так думаете? – быстро спросил Мозер, и улыбка сошла с его лица. – Любовь может примирить даже… врагов? Вы в это верите?

Лида пожала плечами, окончательно перестав хоть что-то понимать.

– Ну, говорите! – потребовал Мозер, глядя на нее все с тем же непостижимым выражением. – Говорите скорей, mein kleiner Vogel, meine kleine Blume! [5]

Метелочка все-таки вырвалась из рук Лиды и упала на пол. Мгновение она смотрела в ставшие неожиданно яркими глаза своего шефа, потом резко повернулась – и бросилась вон из кабинета. Больше всего на свете ей хотелось убежать домой, но… если Мозер рассердится за то, что столовая и его квартира остались немыты, он, конечно, выгонит ее с работы, а этого Лида никак не могла себе позволить.

«Возьми себя в руки, – сурово сказала она. – Тебе почудилось. Мало ли мужиков к тебе приставало в жизни – ты всех умела на место ставить. Мозер… он просто такой же, как все. Пусть не думает, что я залезу к нему в постель за паек, за увеличение жалованья. Фашист проклятый! Хороших немцев не бывает!»

Последние слова пришлось повторить трижды, прежде чем изгладились из памяти его счастливая улыбка и сияющие глаза. Враг – он и есть враг. Что это еще за глупости про какую-то любовь! «Любить можно только своего, – сердито провозгласила Лида. – Вон Михаил Чернов – почему его не любить, коли так уж охота? Тоже высокий, красивый. И у него тоже голубые глаза. А может, и черные, я что-то не разглядела».

И она изо всех сил стала вспоминать глаза Михаила, но так и не вспомнила, какого они цвета…