Мари-Бернадетт Дюпюи - Лики ревности

Когда она, будучи еще школьницей, бродила по этим улицам, название казалось ей романтическим. Позже одноклассница рассказала Изоре, что в Ба-де-Суа дома более удобные и лучше обустроены, и живут в них только семьи бригадиров и инженеров. Дети у них опрятнее, а супруги следят за модой, отсюда и название. Такая планировка шахтерских поселков на протяжении многих десятилетий была традиционной и для других регионов, включая север Франции.

Вскоре девушка оказалась на площади, перед импозантным, сурового вида зданием, именовавшимся « Отель-де-Мин ». В комнатах верхних этажей располагалась контора горнорудной компании, на первом этаже – ресторан и магазин. На площади было пусто, но уже слышался глухой гул, словно сотканный из шепота и приглушенных возгласов. Перед фасадом стекольного завода Изора свернула и ускорила шаг. Скоро она увидела большую толпу, собравшуюся перед бараком, возле входа в шахту.

Напрасно девушка искала глазами кого-нибудь из семьи Маро. Ей пришлось поработать локтями, чтобы пробраться сквозь толпу людей, собравшихся здесь из чувства солидарности. Она ощущала волнение людской массы, гнев и страх.

– Что здесь происходит? – обратилась она к седовласой женщине, перебиравшей четки сухонькими пальцами.

– Там, в забое, работает спасательная бригада. Пытаются разобрать груду камней, которыми завалило младшего Маро и маленького Амброжи. Несчастье случилось еще в четверг после обеда, но, говорят, из-под завала слышен стук, так что есть надежда, что парни живы.

Побелев как мел, Изора кивнула. Она вглядывалась в лица окружающих, ища среди них Онорину – мать Тома – или его брата Жерома. Взгляд наткнулся на корону белокурых волос, венчавшую восхитительный женский профиль. Йоланта Амброжи… Юная полька утирала щеки носовым платочком, в то время как губы ее беззвучно шевелились. Она молилась.

Став свидетельницей горя соперницы, Изора ощутила, как угасает в душе ревность, становясь почти неощутимой. «Если Тома останется жив, если я смогу его еще увидеть и говорить с ним, плевать, что он любит другую!» – подумала она.

Должно быть, Йоланта почувствовала ее настойчивый взгляд. Молодая полька обернулась и посмотрела на нее. В ту же секунду лицо ее приняло расстроенное выражение и она стала пробираться к Изоре.

– Такое горе, Изора, такое ужасное горе! – начала она срывающимся голосом. – Мой брат Пйотр и Тома попали под обвал и теперь заживо похоронены в шахте! Я знаю, что вы с Тома дружите, и решила сама тебе все рассказать.

Девушка отлично говорила по-французски, однако у нее остался легкий акцент – по мнению Тома, очень мелодичный, напоминающий воркование горлинки. Изора прекрасно помнила, сколько ей пришлось выстрадать, слушая бесконечные похвалы в адрес Йоланты. Вот и сейчас, в блеклом свете безрадостного ноябрьского дня, она с горечью вглядывалась в лицо девушки, которая вот-вот отнимет ее единственную любовь.

Сколько раз Изора Мийе повторяла про себя три слова – «моя единственная любовь»! Она одна это знала. А началось все много лет назад, в тот день, когда взбудораженный Тома рассказал ей, что заприметил среди сортировщиц угля красивую блондинку с глазами цвета незабудки. В то время Изоре было тринадцать с половиной, но ее душу уже тогда переполняла всеобъемлющая любовь к младшему сыну семейства Маро, ее обожаемому Тома, мечты о котором она хранила в глубине своего юного сердечка.

– Мне так страшно! – продолжала Йоланта, прижимая руки к груди. – Мой отец тоже там, разбирает завал.

Изора и хотела бы ответить, но не смогла. Только качнула головой.

– Их обязательно спасут, не сомневайся! – добавила Йоланта, решив, что ее молчание – признак сильнейшего волнения.

Подошла еще одна женщина – среднего роста, с круглым лицом, в синем платке, прикрывающем каштановые волосы с серебристыми нитями седины. Ее щеки розовели румянцем, а темно-зеленые, с золотыми искорками глаза блестели от слез. Это была Онорина Маро, мать Тома, его брата и троих сестер. В свои сорок шесть она выглядела довольно моложавой. Адель и Зильда, ее старшие девочки, постриглись в монахини. Младший сын Жером прежде работал углекопом в шахте, но с войны вернулся слепым. Самая младшая, Анна, болела туберкулезом, и ее пришлось отдать в санаторий Сен-Жиль-Круа-де-Ви на атлантическом побережье.

– Здравствуй, Изора! – шепнула она и ласково потрепала девушку по плечу. – И до тебя дошли дурные вести?

– Да, прочитала в газете, еще там, в городе. И приехала первым же поездом.