Никки Донован - В оковах страсти

Она приблизилась к нему, вдыхая смешанные запахи, исходившие от его теплой гладкой кожи. Он неотступно следил за ней взглядом, когда она подтянулась к спинке кровати, чтобы развязать ленты, лишившие свободы его руки. Она завязывала их сама, чтобы точно знать, что путы не жмут и не ранят его кожу. Шелковые ленты, выбранные ею, были надежными и одновременно мягкими, однако распутать их оказалось непростой задачей.

Николь сосредоточенно занималась лентами, медленно и упорно колдуя над узлами, помогая себе ногтями. Едва почуяв свободу, он принял вертикальное положение и растер запястья. Она хотела соскользнуть с кровати и опустила на пол ногу, когда он схватил ее и резко вернул на место, после чего Приподнялся над ней на локтях.

Все произошло столь стремительно, что у нее закружилась голова. Только тут она вспомнила, что человек, над которым она хотела властвовать, был воином, жизнь которого зависела от быстроты его реакций. Сколько врагов, интересно, сумел он обхитрить аналогичным образом?

Теперь, лежа на спине, она сама оказалась в беспомощном положении. Она смотрела на него расширенными от ужаса глазами и тяжело дышала.

— Ты сковала меня по рукам и ногам, чтобы получить то, что хочешь, — изрек он. — Теперь мой черед.

Его взор из-под полуопущенных век оставался непроницаемым, но его глаза шарили по ее телу с жадностью изголодавшегося зверя. Под его пристальным взглядом она почувствовала, что ее возбуждение снова набирает силу. Она хотела ему отдаться, каким бы он ни был, жестоким, злым или карающим; она готова принять все, что бы он ей ни предложил.

— Сними все, — попросил он, притронувшись к рукаву ее костюма.

Она села, ощутив прилив сладострастия, как во время танца. Хотя остатки наряда не скрывали интимных частей ее тела, тем не менее она разоблачилась, развязала шнурок под одним рукавом, затем под другим и сняла верхнюю часть туалета. С нижней частью ей пришлось помучиться. Ей надлежало развязать бантики, обхватывавшие ноги, а затем спустить ткань.

Наконец она справилась со сложной задачей и предстала перед ним совершенно нагая. Она подняла глаза на своего захватчика, выражение его лица было исполнено решимости и животной страсти.

— А теперь, — проговорил он, раздувая ноздри, — моя очередь.

Она повиновалась и ощутила, как усилилось давление, вскоре достигнув пределов, за которыми она утрачивала над собой контроль. Она прильнула к нему, слившись воедино с неистовым зверем, бросавшимся на нее с необузданным исступлением. Внезапно он откинул назад голову и издал ликующий вопль, изогнувшись над ней в последнем стремительном прыжке. Потом он рухнул на нее, горячий и скользкий от пота.

Она чувствовала себя уставшей и опустошенной. Должно быть, нечто подобное испытывал воин после битвы. В прошедшем сражении они оба одержали победу, а может, оба сдались на милость друг друга. И ничего более сладостного, чем покориться своему мужчине, возлюбленному, она не желала бы. Она ощутила прилив эмоций и нежности и от переполнивших ее чувств готова была петь и кричать. Они стали как никогда близки, словно являлись единым целым. Как ей хотелось, чтобы ощущение свободы, легкости и покоя длилось между ними вечно!

Фокс со стоном оторвался от нее. Она протянула ему навстречу руки, и он, поймав их, покрыл поцелуями ее пальцы.

— Николь, ты воплощение моих грез.

Глядя на переполненный зал, Фокс подумал, что у них впереди еще немалое множество праздников. Главным торжеством, конечно, являлось празднование Дня всех святых, знаменовавшее в Вэлмаре конец забоя скота и подготовку к зиме. Еще одним радостным событием стало его долгожданное выздоровление. Хотя подвижность плеча восстановилась пока не полностью, боли его больше не мучили. И еще у него имелась жена. Он наблюдал за Николь, разговаривавшей на другом конце зала с одним из их гостей. В своем роскошной наряде из малинового бархата она выглядела восхитительно. Ее длинные темные волосы, скрепленные на лбу обручем, усеянным жемчугом, покрывала вуаль. Ее несравненная красота никогда не перестанет волновать его сердце. Холодная, элегантная, величественная Николь. И в то же время она отдавалась ему с самоотречением, от которого у него подкашивались ноги и кружилась голова. Она была пределом очарования и мечты в желании безраздельно принадлежать ему. Она согревала его постель и наполняла его жизнь красотой и уютом. Как мог он не покориться и не отдать ей свое сердце?