Шеннон Фаррел - Дом там, где сердце

Мюйрин засмеялась и продолжала смеяться, пока у нее не закололо в боку, хотя смех ее был совсем невеселым. Локлейн удивленно смотрел на нее. Опрокинув еще одну рюмку и со стуком поставив ее на стол, он подошел и потряс ее за плечи.

– Мюйрин, перестань же, сейчас же перестань! Тебе такими смешными кажутся мои страдания?

– Вообще-то да. Я же сказала, я тебя люблю. Думаю, лучше было бы сказать тебе об этом раньше, но я слишком гордая. Очевидно, ты не получил моего письма, ведь так? Это уже слож­нее, потому что я не знаю, что ты обо мне подумаешь и будешь ли ты все так же любить меня после всего, что я сделала, но ты должен знать правду. Всю правду, Локлейн, какой бы ужасной, она ни была. Я не хотела в этом признаваться, поскольку это отвратительно. Я уверена, я все равно буду проклята за это. Правда в том, что я ненавидела Августина. Я была рада, когда он застрелился. Ты слышишь? Рада!

Локлейн уставился на нее.

– Я не понимаю. О чем ты говоришь? – изумленно про­шептал он.

– Я пыталась не вспоминать об этой страшной правде, но, ду­маю, пришло время прогнать духов прошлого, – сказала Мюйрин, наливая себе рюмку хереса и садясь на небольшой диван. Медлен­ным жестом она пригласила Локлейна присоединиться к ней.

Взяв его за руку, она призналась:

– Я никогда не любила Августина, никогда. Я вышла за него замуж по глупости. Потому что я хотела иметь свой дом, осво­бодиться от отцовской опеки и строгого воспитания. На мое состояние и раньше охотились, но Августин так умело лгал мне, что я искренне верила, что он мною очарован. В конце концов я решила, что могло быть и хуже: чем плохо выйти замуж за человека, который, похоже, был мною увлечен и к тому же имел огромное поместье в Фермане? Но мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что этот человек распутник, что он пил, играл и увлекался не женщинами, а мужчинами. Я слышала, как он сравнивал своих любовников. Это было отвратительно, от­вратительно, – она покачала головой. Локлейн изумленно смо­трел на нее. – Он никогда и пальцем меня не тронул, ты пони­маешь, в каком смысле. Он говорил, что я слишком изысканная и женственная, чтобы волновать его. Кроме того, он женился на мне ради прикрытия. Имея привлекательную жену со связями в обществе, он мог легко держать кредиторов на коротком по­водке и тратить все деньги на бесполезные мероприятия, кото­рыми собирался меня поразить, и карточные игры. Когда он выигрывал, он чувствовал себя прекрасно, но когда оказывался в проигрыше, то все срывал на близких, то есть на мне. Правда, он заботился о том, чтобы не было видно синяков, – прошеп­тала Мюйрин с легкой дрожью.

– Так, значит, синяки, которые я видел в отеле… Ни на каком корабле ты не падала! – Локлейн буквально задыхался, произ­нося эти слова.

– Прости, что я солгала тебе. Это все гордость. Я не могла позволить себе быть объектом жалости. В любом случае все тогда уже зашло слишком далеко.

– Но я не понимаю… Если он женился на тебе только ради твоего состояния, почему он тогда застрелился? И куда делись все его деньги?

Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

– Он проиграл все деньги, которые дал ему мой отец, в Ли­верпуле. Он был очень зол на меня, потому что отец оказался более осторожным с моим приданым, чем он ожидал, и вверил большую его часть Нилу. Августин задумал как-то от меня из­бавиться, присвоить мои деньги и найти себе другую богатую жену, – проговорила Мюйрин. – А пока этого не произошло, он с удовольствием мучил меня. Это было что-то вроде безум­ной игры. Один заряженный пистолет, один холостой. Дело в том, что он забыл, что, вытащив пулю в одном из них, оставил порох. Августин первый раз выстрелил в меня. Порох вспыхнул, и что-то вошло в стену, оставив след. Он был настолько пьян, что подумал, будто это был заряженный пистолет, а второй пуст, так что он приставил его к голове и в шутку нажал на курок. Но это оказалась не шутка.

– Господи, Мюйрин, я и не представлял себе!.. – удивленно проговорил Локлейн, потирая глаза и виски одной рукой, а дру­гой судорожно хватая ее руку. Наконец он сказал: – Но ты умоляла его не покидать тебя! Я думал, ты его любишь.

– Я была в ужасе, Локлейн. У меня была истерика после того, как я оказалась в шаге от смерти. Я не понимала, что говорю. Я была одна в незнакомой стране, и у меня не было ни единого друга, кроме угрюмого управляющего имением, который бросал на меня злобные взгляды каждый раз, когда я осмеливалась от­крыть рот, – с легкой улыбкой сказала Мюйрин. – И я была в панике после того как увидела, что Августин умер такой страш­ной смертью. Разве ты можешь меня винить за то, что я просто обезумела?