Он холодно улыбнулся.
— Это вы решили, что у меня были мавританские предки. На самом деле ничего подобного не было.
Она встала на колени на краю постели и своей белоснежной рукой прикоснулась к его смуглой щеке, потом слегка провела ногтями по горлу и спрятала пальцы у него на груди.
— А чего еще может требовать испанец, такой черный как ты?
Его глаза потемнели от боли, но он быстро взял себя в руки
— Да, на что может рассчитывать испанец? — безо всякого выражения повторил он.
— Разве это так тебя волнует?
— Тот факт, что я рожден женщиной низшей расы, более значим в моей жизни, чем то, что я внебрачный сын. Многие способные воины достигли высокого положения и получали земли и титулы, даже будучи зачаты не под тем одеялом. Но только если их родители чистых кровей.
— Испанцы такие варвары, — проворковала Луиза, пытаясь одновременно утешить и возбудить его. — Я не хотела обидеть тебя, Родриго. При всей твоей красоте и невзирая на все твои речи о незаконнорожденности и смешанной крови, у тебя дьявольский характер. Да, горячая мавританская кровь, — промурлыкала она.
— Не мавританская, они слишком цивилизованы, хоть это и выше понимания европейцев. Все мои беды от варвара-испанца: моя мать — из дикого индейского племени, и этого оказалось достаточно, чтобы мой гордый кастилец-отец не женился на ней. Будь он проклят, кто бы он ни был!
На мгновение в глазах Луизы мелькнуло изумление. — Ну вот, теперь я рассердила тебя. Мне наплевать, кем была твоя мать — любимой женой багдадского халифа или зиндейской рабыней с Нового Света. Мне нужен ты, Риго, я хочу тебя. Не уезжай теперь, когда между нами пробежала черная кошка…
Когда ты вернешься?
— Армия продвигается к югу, чтобы осадить Марсель. Если весь Прованс окажется под имперским игом, может, я и вернусь, Луиза… если, конечно, моя дикая кровь не пугает тебя.
— Может, иногда ты и пугаешь меня, Риго, но это такой, страх, от которого женщины получают удовольствие подобно редким подаркам из далеких жарких стран, — добавила она, беззвучно хихикая, так как заметила, что он нахмурился.
Бенджамин Торрес из последних сил пытался противостоять разбушевавшейся стихии, удерживая в шлюпке то немногое, что удалось спасти в панике с тонувшего корабля.
— Должно быть, спасатели уже вернулись в гавань, — прокричал он сквозь завывание ветра и рокот волн, раскачивавших крошечную шлюпку.
Прошло уже довольно много времени с тех пор, как богатая каравелла, отплывшая из Генуи в Марсель, пошла ко дну, и весь ее столь необходимый груз — запас провизии, порох и ружья — поглотило море. Удалось спасти только некоторый запас лекарств и инструменты, которые молодой лекарь-иудей успел погрузить в шлюпку. Однако, теперь, кажется, и остаток груза, и его мастерство будут утеряны.
— Я вижу огонь — бивачный костер на берегу, — крикнул боцман.
— Это, должно быть, солдаты имперской армии, готовые перерезать нам глотки. Нас отнесло слишком далеко от Марселя, и вряд ли мы встретим французов, — с проклятиями отозвался один из моряков.
— Эй ты, ученая крыса, ты можешь говорить на каком-нибудь еще языке, кроме греческого и латыни? — спросил боцман-генуэзец на своем лигурийском диалекте.
Несмотря на опасность, Бенджамин улыбнулся.
— Моя семья родом из Севильи. Если вы не проболтаетесь, что я иудей, я смогу убедить испанских солдат в преданности королю Карлу.
Лодку наконец удалось развернуть по течению. Теперь, когда до спасительной суши было рукой подать, возникла новая неожиданная опасность — скалы, возвышающиеся над водой и торчащие, словно огромные серые пальцы Посейдона.
Бенджамин молился о спасении: и не только об избавлении от моря и скал, но и от имперской армии. В его медицинских книгах были подписи, сделанные на языке иудеев, изгнанных в 1492 году из Испании предками короля Карла. Правда, он очень надеялся, что эти солдаты неграмотны, как и большинство людей.
Вдруг гигантская волна швырнула лодку в сторону скал. Боцман оказался в ледяной воде вместе с несколькими гpeбцами. Бенджамин крепко ухватился за свои драгоценные медицинские инструменты, когда новая мощная волна обрушилась на них. В последний миг все погрузилось во мрак…
Бенджамин очнулся от невыносимой головной боли, усугубляющейся лихорадкой. Рыжебородый, невысокого роста мужчина пытался привести его в чувство, что-то быстро бормоча на незнакомом диалекте. Вслушиваясь в его слова сквозь страшный шум в голове, Торрес предположил, что это один из германских языков. На человеке были грубые шерстяные штаны и вооружение пешего солдата, должно быть, артиллериста.
Читать дальше