Синтия Хэррод-Иглз - Князек

– Когда я думаю о покойной королеве, я вспоминаю вопли несчастных христиан, которых она заживо сожгла, – и радуюсь, что ее постигла кара Господня...

– Она сделала это ради спасения их душ, а не для собственного удовольствия, Кэтрин!

– Для того чтобы доставить удовольствие мужу... – начала было Кэтрин, но Елизавета нежно вмешалась:

– Тетя Нэн, ведь не думаете же вы в самом деле, что сжигать людей – это правильно? Вы ведь не верите в то, что так можно спасти их души?

– Не знаю, – отозвалась Нанетта. – Королева верила в это всем сердцем.

– Но если это правда, то ты должна желать мне подобной смерти, – ответила Елизавета очень тихо. Она устремила взгляд на Нанетту.

– И мне, – прибавила Кэтрин. Баттсы по натуре были куда более реформистами, нежели Морлэнды, и муж Кэтрин склонял ее к протестантизму, а она была куда послушнее, чем того хотелось бы Нанетте.

– Кстати, – вступила в разговор Мэри Сеймур с проницательностью, неожиданной для столь юного существа, – а что же твой дорогой учитель Крэнмер?

Глаза Нанетты наполнились слезами. Смерть ее духовника и исповедника, милейшего Тома Крэнмера была для Нанетты тяжелым ударом. Смерть эта казалась такой дикой, в этом была какая-то злая ирония – ведь он пережил царствования короля Генриха, короля Эдуарда, и почти все время правления королевы Марии. Если бы он дожил до воцарения Елизаветы, он удостоился бы великих Почестей!

– Бедный Том! – сказала она. – Разумеется, я не хотела бы, чтобы ты сгорел! Думаю, пора нам оставить этот разговор – пусть Господь рассудит. Я не верю в то, что он желает, чтобы мы терзали и убивали друг друга – какие бы на то ни были причины. Нам не дано читать в людских душах...

– А королева Мария считала, что владеет этим даром, – заметила Кэтрин. – И несомненно, что новая владычица, Елизавета, посчитает это своим прямым долгом. Ну, мы-то еще в безопасности – а ты, Нэн? Что будет с тобой, если она обнаружит, что ты тайная папистка?

Нанетта удивленно воззрилась на сестру – в ее голосе отчетливо слышалась злость, что шокировало и привело в смятение Нанетту. Она знала, что дом Баттсов – это место встреч наиболее ярых протестантов Йорка, но не думала, что ее родная сестра подхватила эту заразу. Прежде чем она обдумала ответ, Елизавета заговорила снова.

– С тетей Нэн ничего дурного не случится. Принцесса никогда не причинит ей зла. Ведь правда, тетя? Ты же была подругой ее матери и знала ее еще ребенком!

Нанетта обменялась быстрым взглядом со служанкой – обе они помнили те годы, когда Нанетта была компаньонкой приемной матери принцессы, королевы Кэтрин Парр, в семье которой жила принцесса, – и бурный разрыв этих отношений.

– Принцесса вспомнит это, я уверена. У нее всегда было благородное и благодарное сердце, – спокойно ответила она. – Елизавета, дитя мое, у тебя спуталась нитка. Если ты будешь так дергать ее, никогда не распутаешь. Дай-ка мне...

Елизавета с таким облегчением выпустила из рук работу, что Нанетта невольно улыбнулась.

– Ты ведь не любишь шить, правда? Почитай-ка нам вслух, а Одри все закончит. Там осталось совсем чуть-чуть...

– Я устала, – ответила Елизавета. – Ах, как трудно быть женщиной! Я замужем вот уже четырнадцать лет, и была уже десять раз беременна. Я люблю детей, но все же мне кажется, что мир несправедливо устроен. Мужчинам – все удовольствия, женщинам – вся боль...

Кэтрин была ошеломлена:

– Да ты благодарна должна быть, что все твои дети выжили! – сказала она жестко. – А вот у меня Бог отнял всех, кроме двоих. Благодари Господа за щедрый дар, а не гневи его, жалуясь на боль!

Нанетта попыталась отвлечь Кэтрин: – Я всегда говорила, что вредно жить в городе – это ли не доказательство? Посмотри, все малютки Елизаветы выжили, а у тебя…

– О, я знаю об этой твоей блажи, сестрица, – вдруг улыбнувшись, ответила Кэтрин. – И поэтому ты живешь, словно жена какого-нибудь йомена, в своем захолустном Уотермилле вместо того, чтобы наслаждаться всеми удобствами в Лендале. Думаю, и Александра ты не пускаешь дальше Эккомба, и не позволяешь ему водиться с городской детворой. Ты ведь боишься, что он подхватит какую-нибудь болезнь?

Нанетта пожала плечами – жест этот она переняла у Анны Болейн еще в юности.

– Он здоровый и сильный мальчик. И с ним будет то, чего захочет Господь. Я же со своей стороны позабочусь, чтобы он научился всему, что должен знать настоящий мужчина. Но вот бедный Симон считает, что все его труды идут прахом. Он пытает Александра, словно инквизитор, каждый вечер, когда мальчик возвращается из школы. А душу отводит, обучая Мэри греческому и астрономии.