Сандра Хилл - Опороченная (Карнавал соблазнов)

— Позвольте присоединиться к вам?

— Ну разумеется. — Он смутился, будто мальчишка, после ее тихих слов, запоздало напомнивших ему о гостеприимстве. Встав и помогая ей подняться по ступенькам к столу, он отметил, какая тонкая у нее рука под этой грубой дерюгой. Господи, и умудрилась же вырядиться в такие безобразные грязно-ржавые цвета! Ростом она выше среднего, но все же едва достает ему до плеча, отметил он, представляя ее Вилфриду.

Прежде чем сесть, она провела рукой по сиденью стула, несомненно, на случай, если оно в пыли. Черт побери! Он ведь дома всего пару недель, и у него накопились более неотложные заботы, чем разбирательство с нерасторопными слугами. Одно дело, когда Вилфрид грызет его, заставляя раскошелиться на ремонт Равеншира, и совсем другое, когда эта незваная гостья смотрит свысока, задрав свой длинный нос, на него и его окружение.

Схватив пустой кубок, он с ядовитой усмешкой обтер краешек рукавом рубахи, как бы делая уступку ее привередливости. Затем налил ей эля и церемонно протянул, как бы наверстывая этим свои предыдущие прегрешения против хорошего тона. Заметно было, как она усиленно старалась, чтобы их пальцы не соприкоснулись. А когда хлебнула из кубка, нос у нее сморщился от отвращения.

— Вижу, что ты не любишь ни собак, ни эля, — раздраженно заметил он.

— Нет, это не так. Я и к собакам отношусь неплохо, когда они на своем месте, а не в зале или на кухне. А что касается твоего эля, то он ничего, вполне сносный. — Гордый подбородок слегка вскинулся. — Впрочем, я избалована. Я варю лучшую во всей Нортумбрии медовую брагу из собственных сот.

— Вот как? Что ж, это интересно. Не то, что ты варишь мёд, а то, что поешь похвалы себе самой.

Глаза Идит резко распахнулись и скрестились с его взглядом, а от вспыхнувшего румянца порозовели щеки. Браво, подумал он.

— Я вынуждена подтвердить, что ты попал в самую точку, милорд. Верно, мне не хватает скромности. Я утратила женственность за все те долгие годы, что прожила вдали от общества. — Идит извинялась, не обнаруживая на деле ни малейшего раскаяния. — Часто я забываю, что благородные леди должны быть слабыми и покорными. Мой отец потворствовал мне в моей независимости.

Если бы Эйрик уже и раньше не заметил ее гордый подбородок, имевший обыкновение упрямо вскидываться вверх, в эту минуту он уж точно инстинктивно почувствовал бы, что она не часто смиряет свой нрав. Впрочем, еле заметная нотка ранимости скрасила ее голос, и Эйрик смягчился.

— Он был добрым человеком — твой отец. Я встречал Арнульфа много лет назад, когда он гостил у моего деда Дара. Жаль, что мне пришлось услышать о его смерти.

Идит кивнула, принимая его соболезнования.

— Как мне помнится, у тебя нет братьев, — продолжал он. — Кто же теперь управляет Соколиным Гнездом?

— Я сама.

Пораженный, он поперхнулся элем, и Вилфрид смачно шлепнул его по спине.

Губы Идит тронула снисходительная улыбка, и внимание Эйрика снова привлекла маленькая родинка возле губы. Ему приходилось слышать, что женщины рисуют себе такие. Может, и она тоже? Нет! Женщина, зачесавшая назад волосы, будто монахиня, да еще вырядившаяся в такие унылые и грубые одежды, навряд ли станет заниматься такими уловками.

— Почему мужчины всегда так встречают мои слова? Поистине я не понимаю, отчего они упорствуют в своем заблуждении, что женщины способны лишь на сплетни и рукоделье?

Эйрик подался вперед и поглядел на Идит с проснувшимся интересом.

— Опыт говорит мне, что женщины в основном пустоголовые, хитроватые, как правило, ленивые существа. Такой была, во всяком случае, моя покойная жена. И если бы не нужда в наследниках, ручаюсь, что большинство мужчин вовсе бы не женились, а искали любовные утехи где-нибудь на стороне.

Резкость его слов, казалось, не покоробила женской чувствительности Идит. И вообще, она явно радовалась его откровенности.

Пальцы ее рисовали невидимый узор на столе, а глаза пристально разглядывали его. «Почему?» — удивился он. Идит нервно облизала губы, чем снова привлекла его внимание к обезоруживающей родинке. Эйрик, словно завороженный, смотрел, как розовый кончик ее языка неосознанно провел дорожку от одного уголка рта до середины с ее ямкой, а затем скользнул к другому уголку, после чего вернулся назад через полную нижнюю губу. А если бы этот путь проделал его собственный язык? Эйрик вдруг размяк и почувствовал, как к чреслам прилила кровь.

«Проклятие, — чертыхнулся он, — ты ведешь себя как сопливый юнец. Поистине мужчина должен целую вечность не видеть женщин, чтобы такая стареющая особа зажгла в нем огонь».