Хьюберт Брайан скупил все выставленное на продажу.
Однако себе он оставил лишь серебро, все же остальное вернулось к маркизу.
— Все это корнями проросло здесь, — сказал он, окидывая взглядом дворец, — и вы не можете лишать того, кто унаследует этот великолепный дом, принадлежащих ему сокровищ. Дворец должен вновь стать таким же великолепным, каким он был в самом начале.
Маркиз был глубоко тронут словами сэра Хьюберта.
Более того — он понял, что для такого человека, как Хьюберт Брайан подобный шаг является не просто стремлением к благотворительности — скорее желанием сделать что-либо для следующих поколений.
Таким образом, сэр Хьюберт нашел для себя новый интерес в жизни, помимо увеличения собственных капиталов. Он проследил за судьбой картин, ранее проданных маркизом, и выкупил их у новых хозяев.
Маркиз, к сожалению, успел продать и часть резной, с позолотой мебели эпохи правления Карла Второго.
На поиски ее нового местонахождения ушло шесть месяцев, прежде чем удалось вернуть ее обратно.
Сэру Хьюберту не меньше, нежели самому маркизу, доставляло удовольствие наблюдать, как подобно розе вновь расцветает дом.
Все возвращалось на свои законные места.
Сэр Хьюберт познакомился и с наследником маркиза — сыном его единственной сестры, которая вышла замуж за графа Лэнбоурна и жила на юге страны.
Они часто виделись, бывая в Лондоне, и маркиз испытал ужасное потрясение, когда карета, в которой ехали супруги Лэнбоурны, перевернулась и оба погибли.
Единственный ребенок Лэнбоурнов был крещен Эдуардом, но все звали его просто Гарри.
Маркиз решил, что юноша, которому тогда едва исполнилось семнадцать, должен жить с ним и в Ливерпуле, и в Лондоне.
Когда он сказал об этом сэру Хьюберту, тот воскликнул:
— Превосходно — вот все, что я могу ответить! Он счастливейший молодой человек! Ведь ваше родовое поместье уже слывет одним из красивейших уголков графства, а к тому времени как мы завершим работу, ему не будет равных во всей Англии.
Маркиз рассмеялся.
— Я только надеюсь, что Гарри оценит наши хлопоты и заботу о нем.
— Уверен — оценит, — заявил сэр Хьюберт, — так же, как Тереза приходит в восторг при виде моих новых приобретений для ее дома. Совсем как ее мать…
Он помолчал немного и, словно спохватившись, промолвил:
— Чуть было не забыл — хочется знать ваше мнение о картине, которую я намерен повесить над камином в гостиной на Беркли-сквер.
— Вам удалось найти картину, которая впишется в этот интерьер? — заинтересовался маркиз.
— Думаю, да, — кивнул сэр Хьюберт. — Однако, когда речь заходит о картинах, я всегда, как вы знаете, склоняю голову перед вашим суждением.
Маркиз улыбнулся.
Ему доставляло удовольствие слышать подобные комплименты от друга, который действительно высоко ценил его мнение.
Чем лучше маркиз узнавал сэра Хьюберта, тем больше восхищался его способностью скрупулезно вникать во все за что бы ни взялся.
Его яркий ум проявлялся не только в финансовых вопросах.
По мнению маркиза, он обладал не меньшим интеллектом, чем большинство государственных мужей, входивших в правительство.
К тому же он не считал для себя зазорным учиться и без всякого уничижения перенимать у маркиза многое из того, что отличало истинного джентльмена в подлинном значении этого слова.
— Давайте посмотрим картину сегодня во второй половине дня, тем более что у нас уже была назначена встреча на сегодняшнее утро!
— Да, вы правы, — кивнул сэр Хьюберт. — Через полчаса все начнут собираться, но я хотел бы поговорить с вами наедине.
Маркиз вопросительно взглянул на него.
— Возможно, я опоздал, — продолжал сэр Хьюберт, — но тем не менее я здесь, чтобы…
К удивлению маркиза, его друг явно волновался.
Это было так не похоже на сэра Хьюберта, что невольно заставляло думать о каких-то неприятностях.
Маркиз уже готов был спросить, не стряслась ли какая беда в Ливерпуле, а может, произошла авария с одним из судов, представлявших теперь и его интересы, когда сэр Хьюберт выдавил из себя:
— Мне нужно поговорить с вами о Гарри.
— О Гарри? — Маркиз вскрикнул от неожиданности.
Гарри недавно возвратился с войны, где ему довелось участвовать под командованием Веллингтона в битве при Ватерлоо.
Ему было всего лишь двадцать, когда он во Франции поступил на службу к великому полководцу.
Вскоре после Ватерлоо война завершилась, и Гарри оставили служить в оккупационных войсках, где он пробыл почти два года.
Читать дальше