Барбара Картленд - Маска любви

У нее были четкие черты лица, нежная кожа и изысканная элегантность, характерная для венецианских дам. Так же как они и в отличие от французских современниц Анчилла чрезвычайно взыскательно относилась к уходу за своим телом.

Все венецианки любили принимать ванны с добавлением благовоний — мускуса, мирры, впрочем, использовали и травы, например — мяту.

Анчилла пользовалась различными кремами, чтобы смягчать свои маленькие белые руки, а вечером накладывала на лицо модные примочки, сделанные из полосок телятины, вымоченной в молоке.

Она только что допила шоколад и, когда камеристка доложила о приходе Катерины, весело протянула ей руку в перстнях.

— Ты очень рано, Катерина, но я рада видеть тебя.

— Я хочу поговорить с вами, тетя Анчилла.

При этом девушка посмотрела на трех камеристок, которые прибирали комнату и расставляли бесчисленные туалетные принадлежности на туалетном столике, выполняя приказы своей госпожи, следующие один за другим сплошным потоком.

— Это что, секрет? — спросила Анчипла.

— Да, — сказала Катерина, — пожалуйста, уделите мне немного времени.

— Ну конечно, дорогое дитя, — добродушно ответила Анчилла.

Отослав горничных, она сказала:

— Я не тороплюсь и, откровенно говоря, я немного утомлена, потому что вернулась домой почти на рассвете.

— А что вы делали, что пришли так поздно? — спросила Катерина.

Легкая улыбка тронула красные губы ее тети.

— У меня тоже есть свои секреты, Катерина, но эта ночь в лагуне была очень романтичной.

Катерина охотно поверила этому. Она знала, что после балов, концертов, театров, ассамблей и всех прочих развлечений карнавала многие венецианские дамы уходили со своими кавалерами на гондолах.

Скрытые от посторонних глаз в фелъце, закрытой кабинке гондолы, они уплывали далеко на середину лагуны, и кто знает, что происходило там под чарующей луной.

— Так что ты хочешь рассказать? — спросила Анчилла. — Уж не влюбилась ли ты?

— Нет-нет, ничего подобного, — быстро сказала Катерина, — но дедушка только что сообщил мне, что я должна выйти замуж за маркиза Соранцо.

— Значит, папа уговорил-таки его! — воскликнула Анчилла, сжимая свои хорошенькие ручки. — Как замечательно, Катерина! Ах, какая же ты счастливая! Я не верила, что это возможно, но раз все устроено, то это просто чудесно!

— Но я говорила с ним лишь однажды, и он… старый.

Анчилла пожала плечами:

— Ну и что?

— Но я… не люблю его. Как я могу любить человека, который настолько старше меня?

— Любить своего мужа? Анчилла в притворном ужасе развела руками.

— Как ты можешь быть такой буржуазной? Вообразить такое! Мое дорогое дитя, вижу, придется мне объяснить, что брак в Венеции — это только формальность. Мужчина женится, потому что хочет, чтобы его имя и его собственность перешли к его детям.

— Но папа и мама любили друг друга, — прошептала Катерина.

— И что им это дало? — резко возразила Анчилла. — Своей любовью твой отец только испортил себе всю жизнь! Конечно, я никогда не встречалась с ним, но Франческо часто рассказывал мне, как все были шокированы, когда он женился на твоей матери и отрезал себя от семьи и от собственного наследства.

Она посмотрела на лицо Катерины и сказала:

— Но давай не будем говорить об этом, все уже забыто. Ты должна быть счастлива, очень-очень счастлива, что выходишь замуж за такого важного человека! И, конечно, когда ты станешь замужней женщиной, мы выберем тебе чичисбео.

Катерина удивленно посмотрела на тетку, и Анчилле снова пришлось объяснить:

— Ты, должно быть, поняла, хотя и приехала сюда совсем недавно, что каждая леди в Венеции, а по сути, каждая женщина, имеет кавальере сервенте, или чичисбео. Ну, например, ты знаешь, что Паоло — мой чичисбео?

— Я удивлялась, почему он все время с вами, — неловко сказала Катерина.

— Не имеет значения, кто женщина — знатная дама, как я, или богатая горожанка. Никакой дамский дом невозможен без чичисбео.

— А дядя Франческо не против?

— Конечно, не против! Он счел бы верхом вульгарности повсюду появляться со мной, говорить мне комплименты, сопровождать меня на Площадь или шептать ласковые словечки мне на ухо. Анчилпа хихикнула.

— На самом деле Франческо безумно влюблен в мадам дю Каже. Хотя я сомневаюсь, что это увлечение продлится долго.

— А синьор Паоло… вы любите его? — спросила девушка.

Анчилла жеманно рассмеялась.

— Право, Катерина, ты не должна задавать мне такие смущающие вопросы. Паоло — мое второе я; нет ничего, что он не сделал бы для меня: и ленту мне завяжет, и лиф зашнурует, и даже наденет подвязку!