Конни Мейсон - Нежная ярость

Глаза Марселя расширились, его боль была явной, осязаемой. Филип повернулся, чтобы позвать доктора.

– Нет! – простонал из последних сил Марсель, догадавшись о намерении Филиппа. – Я еще не закончил. Выслушай... меня.

Филип понимал, что исповедь облегчает душу, и сегодняшний день подтвердил это. Сначала Амали просила, чтобы он ее выслушал, а теперь, похоже, и Марселю понадобилось то же.

– Найди Габби, Филип, – шептал Марсель запекшимися губами. – Ты нужен ей и Жану. Я любил ее. Господи, как я любил ее! Моя любовь к ней была чистой, незапятнанной. Я... я никогда не тронул ее, хотя Господь знает, как я этого хотел.

Поверь мне, друг мой, я умираю. Я бы не стал лгать тебе.

Теперь Филип был готов соединиться с Габби во что бы то ни стало, прошлое уже не значило ничего. И все же предсмертные слова Марселя наполнили его радостью.

– Мне... мне трудно поверить, что все эти месяцы, когда вы с Габби жили в одном доме...

– Никогда! – пылко произнес Марсель, зная в глубине души, что Господь простит ему эту ложь. Он не стал говорить о том единственном случае, когда Габби отдалась ему. В глубине души он знал, что она сделала это только из чувства благодарности.

– Две недели назад эти слова были бы для меня самыми желанными на свете. Но сегодня они ничего не значат. Я люблю Габби, независимо от того, что произошло в прошлом. Я лишь надеюсь, что моя дурацкая гордость не разрушила ее чувства ко мне, – признался Филип.

Гримаса исказила лицо Марселя.

– Придвинься поближе, друг, – прошептал он, и его голос заметно слабел. – Я прошу тебя не рассказывать Габби то, что я тебе сейчас поведаю. Когда я умру, хочу, чтобы она вспоминала меня лишь добром. – Филип терпеливо ждал, понимая, что последует за этим. – Я рад, что не убил тебя. Все эти случаи – во Франции, на «Стремительном», в Новом Орлеане. И я глубоко сожалею о смерти капитана Стоуна. Это я его убил. Узнал от Габби, что его посылают с важной миссией за военными припасами. Вынужден был остановить его. Приказ.

– А случай с капитаном Жискаром на «Стремительном»? – тихо спросил Филип.

– И его тоже. Мне очень жаль. Должен был помешать доставить документы генералу Джексону. Не получилось.

– Почему, Марсель? Объясни ради Бога, почему? Ты ведь француз? Разве ты так любишь англичан?

– Деньги, мой друг, деньги. Мой отец оставил Ле Шато обремененным долгами. Обеим сестрам нужно было приданое, соответствующее их положению. Благодаря английским деньгам Линетт и Элен удачно вышли замуж. Без денег они не могли бы рассчитывать на такие партии. Постарайся не судить меня очень строго.

Про себя Филип подумал, что он никогда не пошел бы на такое. Вслух же Филип сказал:

– То, что ты совершил, Марсель, теперь между тобой и Господом Богом.

– Значит... ты... не скажешь... Габби?

– Не скажу, Марсель, прошлое похоронено.

– Спасибо, друг мой. Передай ей... передай ей, я люблю... – Голос Марселя прервался. И это были его последние слова.

– Да, верю, что ты ее любил, – тихо произнес Филип, зная, что Марсель уже ничего не слышит. – Верю, что любил.

Филип вздрогнул, когда доктор тронул его за плечо.

– Ваш друг? – сочувственно спросил доктор, закрывая глаза умершему.

Филип заколебался и потом ответил:

– Друг? Да, доктор, пожалуй, можно сказать и так.

– Сочувствую, приятель, – сказал доктор. – Радуйтесь, что это не кто-нибудь из близких.

Через пять дней моряки покинули пустынный город. Ни один человек из тех, кого они подобрали в развалинах, не выжил. Когда корабль отплыл, чтобы вернуться в Фор-де-Франс, на нем был Филип, грязный, усталый, но полный надежд.

В каюте «Стремительного» Габби кормила сына грудью, наслаждаясь созерцанием сосущего ребенка. Жан был всем, что у нее осталось. После того как в Фор-де-Франс стало известно о разрушениях в Сен-Пьере, вызванных извержением Монтань-Пеле, Габби подумала, что скорее всего Марсель погиб. Если бы он был жив, он бы нашел способ приехать за ней или, в крайнем случае, послать сообщение. Слеза скатилась по ее щеке, и она молча оплакивала своего единственного настоящего друга. Он любил ее больше, чем Филип, и много раз доказывал это словом и делом.

Хотя Габби была почти уверена, что Марсель мертв, она не знала, жив ли Филип. Если в момент извержения он был в Бельфонтене, то ему ничего не грозило. Но если он находился в Сен-Пьере... Габби вздрогнула. Почему-то сама мысль о гибели Филиппа ужасала ее больше, чем возможная смерть Марселя. Но, как бы то ни было, жив ли Филип или нет, для Габби это ничего не меняло. Теперь ей придется устраивать свою собственную жизнь, заботиться о себе и о Жане. Больше нет Марселя, который защищал их и заботился о них. Даже в последний момент он думал о ней и о Жане. Перед тем как посадить Габби на «Стремительный», Марсель вложил ей в руку пачку банкнот. По крайней мере, они с Жаном не будут нуждаться в первое время.