Элизабет Стюарт: Роза и лев

Он поглядел на распахнутые настежь двери холла, на замковый двор, освещенный пляшущими огнями факелов, на опущенный подъемный мост через ров. Далее пролегал путь во тьму кромешной ночи.

Холодок пробежал по его спине. Неужели он поддался недоброму предчувствию? Видения о смерти, подкравшейся из-за угла, мучили его каждую ночь. Но иначе и не могло быть в годы долгой-долгой междуусобной войны.

Он закашлялся продолжительным и мучительным кашлем. Прошлая зима, холодная и сырая, не пощадила ни простых людей, ни знатных господ. Отдышавшись, он заговорил снова:

— Клянусь Святым Распятием, нам нужна эта соль! Если обоз не появится завтра, пошли Седрика с людьми поджарить пятки этому жирному пройдохе-купцу. Ведь наступил «мясной» месяц, черт побери! Надо забивать скот, пока он не отощал, и солить мясо на зиму. Если бы король не позвал меня на этот дурацкий совет, я бы сам отправился в Шрусбери. Надо же было выбрать такое неподходящее время для совета. А тут еще управляющий не ко времени испустил дух. Мне еще придется искать посреди ночи лорда Борсвика, потому что проклятый дурень-посланец заблудился в лесу и не смог передать ему вызов от короля.

От ярости, одолевающей его, он начал бормотать неразборчиво, и Джоселин едва сдержала усмешку, которая могла бы вызвать новый взрыв его гнева.

— Сомневаюсь, что король Стефан думал о наших свиньях и о том, что мы будем есть зимой, когда решил созвать Государственный совет, — сочувственно произнесла она, подлаживаясь под дурное настроение отца. — Но в утешение могу сказать, что в лесу полным-полно желудей, и кабаны еще нагуляют жир к вашему приезду. Не беспокойся, отец, я проехала по всем дубовым рощам и все осмотрела.

Он снова равнодушно кивнул. Его мысли уже были заняты предстоящим опасным путешествием и тем, что его ждет при дворе короля.

Он вышел во двор, и тут же ему подвели коня.

— Запри все двери покрепче! — выкрикнул Монтегью прощальное напутствие. — Не думаю, что кто-то дерзнет напасть на Белавур, но в наше время ничего нельзя знать заранее.

Он натянул поводья, и конь поднялся на дыбы, а потом загарцевал на месте.

Джоселин слушала отца с видом робкой скромницы. Она будет поступать так, как ей подскажет собственный рассудок. Советы отца были, конечно, разумны, но у нее был и свой здравый смысл. Презрение, с которым он относился к дочери, рожденной ему второй женой, вызывало ответное презрение, но горячую кровь и темперамент, доставшиеся ей в наследство от матери, Джоселин по возможности скрывала.

Он, казалось, понял, о чем сейчас думает его дочь.

— Поступай, как я тебе велю, я не допущу ослушания. Мои люди еще не приняли тебя как члена нашего семейства, но от тебя самой многое зависит. Ты уже слишком взрослая, чтобы бегать босиком по травке, как когда-то в Уэльсе. Бери пример со своей сестры и тогда станешь настоящей леди, достойной фамилии Монтегью.

Аделиза появилась тут как тут.

— Мы с Джоселин не будем ссориться, папа. Я стану ей лучшей подругой. Хочешь ли ты что-то спросить у нас, у твоих дочек, прежде чем отправиться в путь?

— Что спросить? — Лорд Монтегью озадаченно наморщил лоб. — Я и так получил от тебя список того, что должен привезти из Оксфорда. И платья, и побрякушки. Если еще что-нибудь добавить, то лошадь не унесет такого груза.

Джоселин старалась изобразить на лице холодное равнодушие. Украшения и наряды ее тоже интересовали. С простодушной детской доверчивостью она когда-то ожидала подарков от отца, возвращающегося из поездок, но никогда их не получала.

— Мне ничего не надобно, отец. Я ни в чем не нуждаюсь. Не затрудняй себя…

Он не заметил нотку горечи в ее голосе и воспринял ее отказ равнодушно. Лишь выражение глаз Джоселин его слегка смутило. «Кошачьи глаза. Ведьмин взгляд». Монтегью поспешил отвернуться.

Джоселин словно угадала его мысли. Эти слова насчет кошачьих глаз он часто повторял при ней, когда она была маленькой. Но что она могла поделать? Никакие слезы и никакое колдовство не могли заменить их зеленый с золотыми искрами цвет на голубой, а темные жесткие волосы — на солнечно-яркие шелковистые локоны, которыми обладали и Брайан, и Аделиза.

— Пора прощаться, дочки!

Аделиза ухватилась за стремя.

— Береги себя, папа! Не забывай надевать меховой плащ, что я дала тебе в дорогу. И еще прошу…

Монтегью наклонился и погладил старшую дочку по щеке. Его громадная грубая рука способна была ласкать, но этой ласки никогда не доставалось Джоселин.