Джин Уэстин - Разбойник и леди Анна

– Я восхищаюсь вами, сэр, хотя вы заключили со мной странную сделку. Мне больно вам это говорить, но, боюсь, у вас нет ни малейшего шанса на успех против короля и его сводника. Многие будут судачить о том, что вы помогли мне бежать.

– Это моя забота.

– В таком случае как вам будет угодно.

Джон вскочил в седло позади леди Анны, взял в руки поводья и пустил коня галопом.

Внезапно она почувствовала его руки на своей талии. Его ноги прижимались к ней, а его теплое влажное дыхание омывало ее шею.

Сидя за ее спиной, Джон удивился охватившему его возбуждению и приписал его тому, что ощущение вновь обретенной жизни нахлынуло на него и радость заструилась по его жилам, а возможно, виной тому было и то, что за обедом он осушил полбутылки вина. Разумеется, дело не в этой набожной бабенке, сбежавшей от своего законного короля лишь для того, чтобы спасти свою невинность, которую в этом королевстве никто не ценит. Да и сам он мог похвастаться тем, что лишил многих девиц этого атрибута, на что они шли с охотой и по доброй воле. Может ли быть так, что эта Анна Гаскойн совсем не хочет мужчину? Нет, не может. Уж кому об этом знать, как не Джону. С ней было бы приятно покувыркаться. Пусть даже это стоило бы ему жизни.

Но стоит ли обрести то, что она столь свято хранит, и утратить надежду на новую жизнь в колониях?

Он решительно покачал головой и свернул с дороги на узкую лесную тропу. Если эта женщина способна заставить забыть о священной клятве и вызывает другие греховные мысли, ее следует опасаться. Сэр Сэмюел прав. Джону Гилберту нечего терять в жизни, незаконнорожденный, бастард, у него нет ни родителей, ни наследства, ни имени. Бастарда ждет вечное одиночество, и он должен помнить об этом.

Анна почувствовала, как он подался в седле вперед, и попыталась уклониться, но внутренняя сторона его бедер напряглась, и она оказалась зажатой, словно в тиски, и с минуту размышляла, не была ли эта близость еще более опасной, чем та, от которой она бежала.

В это время в комнате на втором этаже гостиницы сэр Сэмюел извлек свою шпагу из очистительного огня камина и вонзил в мякоть своей левой руки. Содрогнувшись от боли, он обернул кровоточащую конечность чистым платком. Теперь настал черед королевских магистратов рассуждать о том, каким образом Джон Гилберт отвоевал свой путь к свободе, так и не рассказав, где находятся его сокровища.

В каком-то отношении это было по-настоящему приятным. Анна, утомленная двумя днями ужаса и ночной езды, сонно откинулась на грудь Джона Гилберта. Она и представить себе не могла, что столь неподатливое и твердое человеческое тело может дать такое утешение и ощущение защищенности. Анна не могла поверить, что соприкосновение с этим человеком, которого ей следовало бы презирать, могло даровать силу и укрепляющую ее собственную уверенность.

Опыт жизни при дворе не подготовил ее к пониманию людей вроде Джона Гилберта, человека, который только что казался лишенным всяких чувств и вдруг, что было необычным и странным, явил собою личность, способную проявить мужество без показухи, не размахивая мечом и не хвастаясь. Ее отец заметил это его качество и поверил ему, иначе он ни за что не отдал бы ее на попечение этому разбойнику.

Уиттлвудский лес становился все гуще, и Анна Гаскойн запрокинула голову, глядя на зелёный полог деревьев, постепенно смыкавшихся над головой, достаточно плотный, чтобы не пропустить первых косых лучей солнца, проникавших сквозь ветви.

– Сядьте поудобнее, – сказал Джон, и голос его после холодной ночи показался неожиданно грубым и низким. Он прочистил горло и продолжал: – Прошу прощения, леди Анна, но должен предупредить, что любой связанный со мной человек, будь то мужчина или женщина, должен покоряться моей мужской власти.

Анна выпрямилась в седле, и тело ее обрело жесткость и неподвижность.

– Не сомневаюсь, мастер Гилберт, вы знаете, чего потребовать от женщины.

Джон пожалел о том, что ее нежные покатые плечи больше не покоятся на его груди, но он не мог остаться в долгу и не ответить на вызов.

– В таком случае вас не удивит, если я завяжу вам глаза на тот случай, если вам вдруг заблагорассудится променять сведения о моем тайном укрытии на благосклонное внимание короля.

Если бы она могла вырваться из его железных объятий, то изо всей силы ударила бы его веером (в случае, если бы при ней оказался веер). Трудно отвыкать от придворных нравов и привычек.