Роксана Гедеон - Великий страх

– Послушайте, я покину вас, – торопливо сказал Франсуа, – мне кажется, вы доберетесь и сама.

– Но куда же вы? – воскликнула я испуганно, заметив, что он устремляется вслед за тем потоком людей, что отправлялись на поиски оружия. – Вы бросаете меня?

– Не могу же я пропустить такое событие. Прощайте!

В какую-то секунду я осталась одна, не в силах сдержать злых слез. Вот я и приехала с Франсуа в Париж, приятно провела время… Да он просто низкий, мерзкий человек! Вероломный предатель! Он бросил меня одну среди враждебной кровожадной толпы, нисколько не заботясь о том, что со мной может случиться.

– Все кончено, – прошептала я злобно. – Да, отныне все кончено. Если он не понял этого, тем хуже для него…

Я была в отчаянии от того, что произошло. Как он мог так поступить, обращаться со мной так небрежно и невнимательно… Или он мстил мне за то, что я насмешливо отзывалась о том, что было ему дорого? Но ведь и я часто страдала от его замечаний по поводу Старого порядка… Да и не все ли равно? Он поступил не так, как подобает благородному человеку, и это единственное, что я теперь сознаю!

Вдобавок ко всему мне было очень страшно. Повсюду ездили всадники, кричали и громко бранились женщины. Несмотря на то, что значительная часть народа отправилась на поиски оружия, Пале-Рояль отнюдь не опустел. Яблоко, брошенное сверху, наверно, не упало бы на землю, настолько плотной была толпа.

– Я не должна думать об этом, – прошептала я. – Мне надо во что бы то ни стало выбраться из этого осиного гнезда и добраться до Жанно.

Я пошла вдоль галерей, с трудом пробираясь сквозь галдящие группы людей. Толпа пьяных, выбежавших из какого-то кафе, заставила меня сойти с дороги, и в толчее я была прижата к дереву. Обернувшись, я увидела большое объявление.

Я равнодушно прочла первые его строки. Это был проскрипционный список, так называемый «приговор французского народа», записанный, вероятно, под неистовые крики толпы. Перечень имен тех, кто был якобы врагом отечества и, следовательно, приговаривался к смерти, был мне знаком. Список возглавлял король, за ним шли королева, д'Артуа, Конде, герцог Бурбонский, принц Конти, Полиньяки…

У меня потемнело в глазах. Очень ясно, между именами веселого графа де Водрейля и маркиза дю Шатлэ я увидела следующие строки:

«Принц де ла Тремуйль, известный злодей, негодяй и преступник, стрелявший в народ.

Принц д'Энен, прихвостень графа д'Артуа, мерзавец и растратчик.

Принцесса д'Энен, версальская шлюха, лесбиянка и мотовка».

Итак, мой отец, мой муж и я были приговорены к смерти и подлежали казни сразу, как только попались бы в руки патриотов.

Кровь отхлынула от моего лица. Я стояла напротив своего имени, четко напечатанного на белом листе. Не веря своим глазам, я еще раз прочла написанное.

Мой отец – он тоже виновен. Хотя я, его дочь, понятия не имела, когда это он стрелял в народ. Разумеется, он не стрелял. И даже жаль, что он этого не делал… Может быть, это внушило бы головорезам, творящим бунт в Париже, немного страха и уважения к власти. А мой муж? Ведь уж он-то при дворе всегда был тише воды, ниже травы.

Что касается меня, то я, оказывается, шлюха и лесбиянка. Как хорошо, черт побери, что мне сообщили об этом!

Да, у меня еще достало духу иронизировать. Но от гнева и оскорбления губы у меня дрожали, лицо покрылось бледностью, в глазах стояли злые слезы. Как отвратительно то, что в Париже нет войск, что никто не хочет привлечь мятежников к ответственности! А это милосердие короля – будь оно проклято!

– Добрый вечер, сударыня, – услышала я чей-то низкий, чуть насмешливый голос. Он прозвучал мягко, но с хрипотцой, с небольшими модулирующими раскатами на букве «р».

Я увидела высокого мужчину в голубом камзоле, отделанном серебряным галуном. Приветствуя меня, он приподнял роскошную шляпу, и солнце сверкнуло в его белокурых волосах. Я узнала банкира Рене Клавьера.

– Я очень удивлен, встретив вас здесь, мадам.

По спине у меня пробежала дрожь. Стоило ему хоть раз произнести мое имя, назвать меня принцессой или просто вспомнить о Версале, и внимание толпы будет привлечено ко мне. Потом я вспомнила, что вела себя с Клавьером очень высокомерно и холодно. Чтобы отплатить мне, ему нужно только узнать меня, и я тут же буду растерзана на тысячу кусков… О, разумеется, со мной не обойдутся так мягко, как с тем человеком, которого бросили в бассейн. Думая об этом, я стояла молча, сознавая, что нахожусь полностью во власти Клавьера.