Лесли Лафой - Невеста маркиза

Ноуланд изумленно заморгал:

– Мы с твоей сестрой вдвоем в экипаже? Ты уверен?

«Еще бы, – подумал Тристан. – Ты не позволишь себе никаких вольностей, даже если тебе их поднесут на блюде».

– В ситуации, которая сложилась этим вечером, не думаю, чтобы кто-то это заметил.

Ноуланд несколько секунд обдумывал услышанное, но в конце концов кивнул:

– Наверное, это разумно.

Даже такого неохотного согласия Тристану оказалось достаточно. Он наклонился, быстро поцеловал сестру и пообещал:

– Я навещу тебя утром.

Эммалина улыбнулась и посмотрела на него с обожанием:

– Спасибо тебе. Это ты нас спас, Тристан!

– Я всего лишь следовал за леди Симоной! Вот она – в самом деле удивительно рассудительная и находчивая женщина!

Эммалина оживилась:

– Могу ли я считать, что ты не будешь против, если наша дружба продолжится?

– Безусловно. – Если говорить честно, Тристан именно на это рассчитывал.

– Пожалуйста, береги себя. Жду тебя утром!

Тристан улыбнулся, беспечно помахал сестре рукой и зашагал прочь.

Вскоре он увидел, что Симона, остановившись, подбирает белоснежные нижние юбки и снимает чулки. Один только Бог и женщины могли бы понять, почему ей понадобилось это делать, но Тристан был только рад наблюдать эту картину. Длинные женские ноги всегда были его слабостью, а еще – упругая грудь, тончайшая талия и изящная линия плеч. Если прибавить к этому, что его авансы были встречены смехом и словами вызова… Короче, леди Симона Тернбридж определенно соответствовала его представлению об идеальной женщине.

Тристан так рассчитал свои шаги, чтобы оказаться рядом с ней сразу же после того, как она опустит подол нижней юбки и направится в сторону дома.

– Еще раз приветствую вас.

– И вам привет. – Симона оглянулась. – А где Эмми и Ноуланд?

Тристану нравилось в ней все, в том числе то, как она поворачивает голову, чтобы встретиться с ним взглядом. У нее оказались просто потрясающие скулы – высокие и невероятно изящные; когда на них падал свет, они словно приглашали кончики его пальцев проследить их линию. А ее шея… Длинная, но совсем не худая, она имела идеальную форму. К тому моменту, как мужчина поцелуями проследит линию от мочки уха до впадины между ключицами, такая женщина непременно тает, превращаясь в полную желания участницу любовной игры.

Боже! Ему будет очень трудно действовать медленно, трудно будет думать о чем-то, кроме нее. О чем это она спросила его, что заставило его кровь закипеть? Ах да! Почему они оказались одни. Он не собирался быть с ней совершенно честным и признаваться в своих самых низменных побуждениях. В этом нет никакой необходимости, достаточно будет самого поверхностного ответа.

Откашлявшись, Тристан решительно прогнал свои фантазии.

– Эм и Ноуланд ищут наш экипаж и потом, надо надеяться, уедут домой. А кто этот Хейвуд, которого вы ищете?

– Мой кавалер на этом вечере.

«Кавалер? Проклятие!»

– О?! – как можно небрежнее поинтересовался Тристан, – и мне придется встретиться с ним на рассвете в каком-то безлюдном уголке из-за того, что я отрезал вам юбку?

Симона тихо рассмеялась:

– Хейвуд достаточно стар и годится мне в отцы.

Это было достаточно приятным известием, но лучше знать все точно.

– Возраст редко учитывают при сватовстве, знаете ли.

Симона возмущенно закатила глаза.

– Как вы смеете так говорить про моего любимого дядюшку! Брак с Хейвудом был бы извращением!

Небесный хор еще не запел славословие, но несколько тактов радостной мелодии все-таки прозвучало, и Тристан, на ходу сняв фрак, набросил его на плечи Симоны со словами:

– Вам стоит надеть это.

Она лишь тряхнула головой.

– Мне не холодно.

Тристану тоже не было холодно, но пожар тут оказался совершенно ни при чем. Приподнятый подбородок Симоны выглядел таким невероятно манящим, что он засунул руки в карманы и заставил себя отвести взгляд:

– Мне хотелось защитить вас от летящих искр.

– О, спасибо! Вы очень заботливы.

Женщина, имевшая больший чувственный опыт, поняла бы, что этот жест вряд ли продиктован исключительно великодушием. Тристан ощутил укол стыда, но он оказался коротким и моментально потонул в потоке восхищения. Природная обольстительность в женщине – это нечто крайне редкое. Если уж на то пошло, то по размышлении он не смог бы припомнить ни одной такой. Женщины в его мире бывали трех сортов: совершенно наивные ягнятки вроде Эммалины, рассудительные и хищные акулы вроде Сары Шератон и сотни других, чьи имена он успел забыть. А еще были айсберги вроде его мачехи.