Лиз Карлайл - После полуночи

Но в отличие от его покойного брата, пренебрежение Ротуэлла было очевидным, и Мартинике отчаянно хотелось знать, отчего это так. Почему она недостойна любви? Что с ней не так? Но если Ротуэлл и заметил ее боль, то это невозможно было различить на его лице. С таким же успехом барон мог бы передать ей пару старых туфель.

— Милорд? — спросила она. — Вы желаете, чтобы я получила их?

Ротуэлл снова отвернулся от окна, и не глядя на нее по-настоящему, сделал едва различимый снисходительный жест тыльной стороной руки.

— Если это доставит тебе удовольствие, — проговорил он. — Но если эти украшения тебе не интересны, то мы сможем продать их.

Продать их? Продать драгоценности ее матери? Мартиника скорее продаст самого Ротуэлла — не то, чтобы кто-то в здравом уме захотел купить его. Или все-таки кто-то захотел бы? Миссис Харрис всегда говорила, что о вкусах не спорят. Мартиника бегло оглядела фигуру опекуна, которая, надо признаться, оказалась внушительной и мускулистой. При этом он обладал высоким ростом, а его покрытые мозолями руки с длинными пальцами выглядели сильными после тяжелой работы. И, к ее изумлению, он был молод.

Мартинику отослали из дома в тринадцать лет, когда едва прошло шесть месяцев со смерти ее родителей. Тогда она полагала, что Ротуэлл — старый и черствый. Только теперь девушка осознала, что он все еще очень молодой человек. В Ротуэлле все было темным — его волосы, глаза, и да, даже цвет его лица. Годы тяжелой работы под солнцем Барбадоса сделали его кожу намного темнее, чем ее собственная, и оставили сеть тонких морщинок в уголках его глаз. Но самой темной чертой Ротуэлла была его личность. Нет, несмотря на его богатство, никто не склонен хотеть Ротуэлла.

Но ее мнение на сей счет, очевидно, оказалось неверным.

— Киран! — Мартиника услышала раздавшийся крик еще до того, как их карета остановилась.

Она выглянула наружу и увидела молодую женщину, которая быстро спускалась по парадным ступеням красивого кирпичного особняка. Она выглядела на тридцать с хвостиком, с улыбающимися глазами и широким, благодушным ртом.

— Кузина Памела, — прошептал Ротуэлл сестре. Затем он распахнул дверь и вышел из экипажа.

Леди бросилась вперед, чтобы схватить его за руку, прежде чем он сумел помочь Ксантии выбраться из кареты. Однако вскоре все они стояли на покрытой гравием подъездной дорожке, а леди Шарп обнимала Ксантию.

— Только посмотри на себя! — Она отстранила Ксантию, ее глаза сияли. — Я уверена, Зи, что ты почти не помнишь меня. Но я тебя помню.

Ксантия улыбнулась в ответ.

— Так приятно быть здесь.

Леди Шарп переключила внимание на Мартинику и протянула ей руку.

— И Мартиника, добро пожаловать. Кузен Люк часто писал о тебе, и с большим теплом.

В этот самый момент раздался резкий стук дерева по камню. Мартиника подняла взгляд и увидела пожилую женщину, спускающуюся по элегантным парадным ступеням, с тростью с золотым набалдашником в руках. Леди была высокой, ширококостной, ее плечи почти не ссутулились с возрастом.

— Тетя Оливия. — Ротуэлл поднялся по ступеням, чтобы взять ее под локоть.

Она отмахнулась от него едва ли не с раздражением.

— Я могу одолеть дюжину ступеней без помощи, Киран, — с негодованием произнесла дама. — Господи Боже, мальчик, что, черт возьми, случилось с твоей кожей?

Леди Шарп поспешила вперед.

— Киран не хотел выставить тебя неженкой, мама, — упрекнула она. — Он вел себя как джентльмен — джентльмен, которого ты еще не запугала. А теперь иди и поприветствуй Ксантию и познакомься с Мартиникой.

— Хм, малышка Ксантия, — произнесла пожилая леди, предлагая морщинистую щеку для поцелуя. — Ты выросла, девочка — и у тебя чудесные глаза твоей матери.

— Спасибо, тетя Оливия, — ответила Ксантия.

Старая дама обратила свои похожие на бусинки глаза на Мартинику.

— Итак, ты — усыновленная девочка Люка, а? — заявила она. — Подойти, дитя, и позволь мне посмотреть на тебя.

Мартиника шагнула вперед, но в этот момент из дома вышла эффектная женщина с очень светлыми волосами. Она цеплялась за руку смуглого, щеголеватого джентльмена, которого можно было описать только как «красивого», потому что слово «привлекательный» не отдавало ему должного. Через расстояние его взгляд встретился с взглядом Мартиники, и на мгновение ее дыхание прервалось. Он не смотрел ни на Ротуэлла, ни на Ксантию, но прямо на нее, завораживая девушку пылкими темными глазами.