Паола Маршалл: На алтарь любви

Кэтрин Вуд, отныне называвшаяся миссис Том Тренчард, свесилась за борт пакетбота – ее отчаянно мутило. Переход из Лондона в Остенде частенько бывает неприятным из-за весенних штормов, и их путешествие не стало исключением.

Кажется, с того самого дня, когда Том Тренчард постучал в дверь домика на Коб-Лейн, чтобы проводить ее в док, все пошло наперекосяк. Вид его по-прежнему напоминал сбежавшего из заключения узника. Столь же скверно одетый слуга толкал за ним тачку, в которой лежали изрядно потрепанные сундуки – очевидно, с пожитками хозяина.

День выдался холодным, да к тому же начал моросить мелкий дождь. Том набросил на плечи поношенный плащ, вполне подходивший к его обветренному суровому лицу, вразвалку подошел к крыльцу и, развязно опершись плечом о косяк входной двери, ухмыльнулся, глядя на Кэтрин с высоты своего роста.

– Не собираетесь ли вы, сударыня, оставить меня мокнуть под дождем? Примерная жена уже давно зазвала бы своего мужа в дом.

– Я вам не жена, сэр, – холодно возразила Кэтрин, – но, так и быть, входите. – Том снял шляпу перед входом в дом, а она добавила: – Вы, верно, хотите, чтобы ваш слуга мерз на улице, пока сами будете греться у камина? Он может посидеть с моей служанкой на кухне.

Тома, казалось, ничто не могло вывести из себя.

– Вот это правильно – любящая жена всегда позаботится не только о своем муженьке, но и его слугах. Слушайся хозяйку, Джорди.

Джорди сдернул с головы древнюю шляпу, изломанные поля которой свешивались ему на самые плечи.

– Миссис Тренчард, а можно я занесу и сундуки? – Щеки его покрывала такая густая щетина, что лица почти не было видно.

Кэтрин кивнула и прошла в дом следом за Томом. Он уже успел расположиться у камина и начал снимать свои великолепные сапоги.

– Вижу, вы устроились как дома, – не могла не съязвить Кэтрин.

– Вот что, мистрис Вуд, вернее, миссис Тренчард, отныне вы моя жена, и все, чем владеет жена, принадлежит также и ее мужу. Если вы не желаете привлекать к нам излишнего внимания, советую запомнить мои слова. Я бы не отказался от кружки эля, женушка.

Кэтрин стало ясно, что ближайшие несколько недель – и дай Бог, чтобы недели не превратились в месяцы! – окажутся для нее нелегким испытанием. Она насмешливо присела перед ним, изображая послушную служанку, и удалилась.

На кухне она увидела, что Джорди не только попивает эль, но и жадно жует изрядный кусок еще горячего хлеба, щедро намазанного свежим маслом. По крайней мере хоть он выказал Кэтрин какую-то благодарность, выразительно кивая и кланяясь ей. Правда, впечатление несколько портили его попытки заговорить с набитым ртом. Мистер Том Тренчард, по всей видимости, держал своего слугу впроголодь.

Том принял из рук Кэтрин кружку эля и благодушно пригласил ее присаживаться у камина, словно уже стал хозяином дома. Судя по одежде, в кармане его не было ни гроша. Вероятно, наемник, с презрением решила Кэтрин. С другой стороны, сэр Томас Гоуэр обращался с этим наймитом как с равным, и невежа не боялся передразнивать министра.

Может быть, он джентльмен, оказавшийся на мели? Ну, и что с того, если это правда? Джентльмены так же мало церемонятся с женщинами, как и те, на кого они с таким высокомерием взирают. Придворные из Уайтхолла под предводительством веселого дебошира лорда Рочестера быстро завоевали себе дурную славу.

– Что-то ты все помалкиваешь, жена. Что тебя тревожит? Женщине заказано молчать самой природой.

– Мне не нравятся утверждения, по которым получается, что все женщины похожи одна на другую. Мужчинам бы пришлось не по вкусу, если бы их стали считать негодяями только потому, что среди них попадаются бесстыдники или плуты.

– Отлично сказано, сударыня, клянусь, этой репликой мог бы гордиться и сам мастер Уэгстэфф. Скажи-ка мне, жена, ты черпаешь свое остроумие из пьес?

Кэтрин округлила глаза в притворном изумлении.

– Ах, сэр, ваше невежество повергает меня в ужас! По-вашему, мне следует предположить, что красноречие сэра Томаса Гоуэра должно передаться вам, раз вы разделяли его общество? Однако я бы так не сказала – напротив, вы по-прежнему изъясняетесь весьма грубо. Из этого я заключаю, что мое остроумие присуще мне самой, а вовсе не является заемным.

Том расхохотался, когда она договорила, и, не успела Кэтрин опомниться, как его ручища обвилась вокруг ее талии, и он легко усадил ее к себе на колени.

– Умница! – ласково проговорил он ей на ухо. – Может быть, оно и к лучшему, что ты мне не жена, а то бы я поучил тебя почтительности. Пока же сойдет и это.