Бетина Крэн - Леди Удача

Пустой фаэтон с грохотом полетел дальше, мотаясь из стороны в сторону и пугая лошадей еще больше, пока не врезался в толстое дерево на обочине дороги и не развалился. Щепки полетели во все стороны, постромки лопнули, и лошади, волоча за собой изорванную упряжь, свернули с дороги и умчались в поля.

Когда Рейн Остин приземлялся в траву, его глупая голова сумела найти единственный обломок камня на этом месте и угодить точно в него. Незадачливый возница лежал на животе, раскинув руки и ноги, без сознания, не имея понятия о судьбе, постигшей его новехонький фаэтон, равно как и о той силе, которая прервала путешествие и ворвалась в его жизнь. Облаченная в черное Чарити Стэндинг перебежала ему дорогу, и он оказался во власти завихрений судьбы, которые эта девушка оставляла за собой как след, куда бы ни направлялась.

Чарити споткнулась, остановилась и опустилась на колени на старом лугу неподалеку от лондонской дороги. Легкие ее были как в огне, в голове стучало, веки горели, словно в глаза попал песок. Она не в силах была сделать и шага. Душевная боль и гнев, так безжалостно гнавшие ее вперед, наконец-то перегорели, но поглотили при этом всю ее энергию.

Она упала. Прошло некоторое время, прежде чем она ощутила влажность земли, на которой лежала, и тепло полуденного солнышка, пригревавшего черную ткань платья и ее лицо. Физическое изнеможение наконец отпустило, и сердце вновь болезненно сжалось от воспоминания о катастрофических похоронах отца.

Конечно, ей следовало бы давно привыкнуть к тому, что вокруг нее всегда происходят несчастные случаи, причем каким-то чудесным образом ее они никогда не затрагивают. Отец утверждал, что это многообразие бедствий всегда обходит ее стороной потому, что она необыкновенно везучая, и долгие годы Чарити не сомневалась в его словах.

Но если она лично была неуязвимой для напастей, то те, кто окружал ее, были подвержены им словно вдвойне. И их страдания и злоключения так печалили нежное сердце Чарити, что она чувствовала себя обязанной помогать всякому страдающему существу. С детских лет она подбирала раненых или потерявшихся животных; вечно приводила домой бродяг, чтобы им дали поесть на кухне и пустили переночевать; она ухаживала за всеми больными в Стэндвелле.

Но сострадательное сердце девочки — и скудные ресурсы Стэндвелла — не выдержало бы груза всех несчастий мира, и ее отец постепенно стал все больше удаляться от общества, словно окутывая дочь завесой уединения. Чем меньше дочка увидит чужого горя, тем лучше, решил он. И только в прошлом году, когда Чарити минуло восемнадцать, она поняла, насколько уединенно они живут. В последние годы Стэндинги не принимали гостей и сами ни к кому не ездили, никогда не присутствовали на общественных празднествах в городке и вообще не видели людей, если не считать торговцев, своих арендаторов и двух друзей отца — Перси Холла и Гэра Дэвиса.

Она лежала на прошлогодней листве, сквозь которую уже пробивалась молодая зеленая травка, и ей казалось, что и сама она застряла между прошлым и будущим. Картины их с отцом жизни всплывали в ее сознании, распускались ярким цветом и увядали, обретая мягкие тона воспоминаний. День, когда ее отец научил ее сидеть на лошади… и как он тихонько заглядывал в ее спальню и смотрел на нее с нежной улыбкой… и измученное выражение, появлявшееся на его лице, когда она являлась домой с очередным спасенным от утопления щенком или отдавала свою нижнюю юбку дочери арендатора, которая и верхней-то не носила.

Во все эти воспоминания вторгались смутные, тревожные мысли о будущем, о котором ни один человек в Стэндвелле никогда не говорил. Умница Чарити самостоятельно сумела проникнуть мыслью сквозь туман «если» и «когда» и прикинуть, во что выльется в дальнейшем нынешнее положение вещей. Хозяйство их на протяжении последних лет неуклонно приходило в упадок: число слуг становилось все меньше, покупки — реже, пища — скуднее. В один прекрасный день бабушка Маргарет тоже ляжет в землю рядом с Аптоном Стэндингом и матерью Чарити, Чансон, и она останется в полном одиночестве. И что ей делать тогда?

Она огляделась. Ее окружал грязный луг, и поблизости не было ни дома, ни сарая и ни одной живой души. Чарити поняла, что луг, на котором она сидит, — один из дальних лугов мистера Джорджа Берфорда, а значит, она более чем в шести милях от своего дома, от Стэндвелла. В памяти всплыла вдруг картина: мчащийся на нее экипаж, запряженный взмыленными вороными. Она задрожала, хотя солнышко по-прежнему припекало, и решила, что это ей привиделось.