Маргарет Барнс: Леди на монете

Генриетта-Анна не могла говорить ни о ком и ни о чем другом, кроме как о своем необыкновенном старшем брате, так что бедная Фрэнсис, которая должна была все это выслушивать, даже не видя Карла, очень устала от него. И когда прошла Двенадцатая ночь [16]и были убраны увядшие венки, которыми украшали стены, женский монастырь в Шайо погрузился в прежнюю спячку.

Однако Карл не забыл их. Еще с дороги он прислал Генриетте очень нежное маленькое письмо. И позднее, в письме из Брюсселя, ни слова не сообщив о собственных важных делах, он посочувствовал сестре, которая из-за дождей вынуждена сидеть дома, и пообещал прислать свой портрет ее любимой femmedechambre мадам де Борд. Когда же он заказывал одежду для себя у своего портного-француза, он не забыл сделать покупки и для нее, и для ее подруг. Вскоре они получили большой пакет, и Фрэнсис вместе с мадам де Борд помогла Генриетте распаковать его и вытащить драгоценное содержимое.

– Конечно, нам всем нужны теперь новые платья, ваш брат был прав, – говорила Фрэнсис, возбужденно рассматривая шелка и дамаск в спальне принцессы. – Сейчас все стремятся побывать у королевы Генриетты-Марии. Подарки в виде дичи и оленины от короля Людовика и его мамаши мы уже получили. Еще немного – и мы все будем приглашены в Лувр.

– Где вы танцуете, как настоящая нимфа, и даже сам Людовик обращает на вас внимание!

– И где его младший брат, Филипп, не сводит глаз со sa belle [17]кузины Генриетты-Анны! Да хранит его небо, если ему когда-нибудь доведется увидеть вас в платье из этого дамаска с цветами!

Смеясь, они уселись на сундук, который стоял возле постели принцессы, посреди всей этой роскоши, свалившейся на них совершенно неожиданно.

– Вот уж верно, об этом можно только мечтать, о красивой одежде и о вкусной еде, – вздохнула Фрэнсис, которая чувствовала себя совершенно счастливой.

– Потому что раньше никто из вас не имел ни того, ни другого.

– Знаете, когда на прошлой неделе во время банкета нарядные слуги короля Людовика разносили по залу засахаренные фрукты, я лениво, как и остальные гости, взяла одну штучку и с трудом удержалась, чтобы не наброситься на них.

– Moi aussi, [18]– призналась самая младшая из английских принцесс.

Внезапно они замолчали и посмотрели друг другу в глаза, а, когда мадам де Борд вышла и они остались одни, Фрэнсис тихо спросила:

– Скажите мне, Генриетта, как вы чувствуете себя в Лувре среди всей этой роскоши? Только честно.

– Мне очень страшно, – призналась принцесса, немного подумав. – Мне кажется, что там все слишком большие, чтобы быть настоящими.

– Но ведь вы рождены именно для такой жизни. По крайней мере, по крови вы принадлежите к тем, кто должен жить именно так. Хотя сейчас этого и нет. Но даже здесь, в этих жалких условиях, ваша мать не дает вам ни на минуту забыть об этом.

– И все равно иногда я чувствую себя очень неуверенно. Когда моя мать надеялась, что Людовик пригласит меня и мы с ним откроем танцы, а всем было известно, что он хочет пригласить племянницу Мазарини, я просто не знала, что мне делать. Что касается этикета, мама права, но я чувствовала себя очень униженной. А когда человек не хочет терпеть унижения, он становится чрезмерно гордым. И я притворилась, что повредила ногу, и вообще ни с кем не танцевала.

Фрэнсис вскочила и поцеловала Генриетту.

– Бедняжка Риетта! Как вы, наверное, скучали, когда мы все танцевали так, что едва держались на ногах!

– Что касается вас, то вы совершенно не выглядели уставшей, – рассмеялась Генриетта. – В окружении всех этих галантных французов, которые вас наперебой приглашали!

Хотя Фрэнсис уже давно не чувствовала себя ребенком, она стояла молча, и глаза ее блестели.

– Я словно оказалась в каком-то новом мире… Я хочу сказать, что я вдруг поняла, что нравлюсь мужчинам…

– А как же могло быть иначе, petite imbecile? [19]

– Мы обе им нравимся. Но какой нам от этого прок? Запертые здесь, мы даже не видим мужчин без тонзур!

– Несколько недель назад вы видели моего брата и он даже поцеловал вас!

– Потом понял, что ошибся, и больше ни разу не взглянул на меня.

Помогая Генриетте развернуть платье из тафты, украшенное розовыми бантами, Фрэнсис немного помедлила, прежде чем заглянула ей в глаза.

– Все говорят, что он неплохо разбирается в женской красоте. И уж если видит девушку, которая ему нравится…

– Кто это «все»? – спросила принцесса, готовая защищать брата.

– Ну… Дороти и другие, кто постарше, – пробормотала Фрэнсис. – Конечно, когда король-холостяк, о нем всегда ходят такие слухи и к тому же преувеличенные.