Бертрис Смолл: Пробуждение

– Неужели ты допустишь, чтобы твой ребенок погиб? – не веря своим ушам, спросила Рене.

– Наш род ведет свое происхождение от вождей галльских племен и римских завоевателей, – с надменным видом сказал граф де Тьерри. – Пусть лучше он прервется сейчас, чем мы примем твой позор и навсегда запятнаем наше имя.

Дверь в камеру открылась. На пороге стоял охранник с тускло мерцающим фонарем в руках.

– Вам пора, гражданка, – сказал он.

– Отдай мне Маргариту, – потребовала Рене.

– Нет! – Жюль был неумолим.

Но тут Мари-Агнес, графиня де Тьерри, которая держала младенца на руках, быстро передала его Рене.

– Береги ее! – воскликнула несчастная мать. – Да благословит тебя Господь, Рене, за все, что ты для нас сделала!

По ее бледному, исхудавшему лицу текли слезы.

Прижимая к груди малышку, Рене быстро повернулась, опасаясь, что брат остановит ее и отберет дочь, и выбежала из камеры.

– Шлюха! – услышала она голос брата. – Бог покарает тебя за то, что ты обесчестила наш род. Шлюха!

Железная дверь с лязгом захлопнулась. Слезы неудержимым потоком хлынули по лицу Рене. Она знала, что до седых волос не забудет эти ужасные минуты. Впрочем, у нее почти не было шансов пережить страшное время революции.

– Пошли! – приказал охранник. – Начальник тюрьмы приказал нам передать ребенка монахиням, а потом ты снова вернешься сюда. Старый козел ждет не дождется, когда ты окажешься в его объятиях, гражданка.

И охранник расхохотался.

У Рене было тяжело на сердце, несмотря на то что ей удалось спасти племянницу. Впервые за последние шесть недель она вышла за ворота тюрьмы и оказалась на улицах Парижа. Была ранняя осень, и Рене щурилась от солнца, с наслаждением вдыхая чистый воздух. Маргарита зашевелилась, и Рене взглянула на нее.

– Твой папа – круглый дурак, любовь моя, – прошептала она. – А я нет. Мы с тобой обязательно выживем, вот увидишь!

Париж,1821 год

–Вы немедленно покинете этот дом, мадам. И ничего не возьмете из него. Убирайтесь в том, что на вас надето, – приказал лорд Уильям Эббот своей мачехе. – В конце концов у вас не было никакого приданого. Однако ваша жадность не знала границ. Вы омерзительная французская шлюха!

Ошеломленная леди Маргарита Эббот на время лишилась дара речи.

– Вы не правы, Уильям, – наконец придя в себя, заговорила она. – Ваш отец и я любили друг друга. Мы стремились, чтобы вы тоже стали частью нашей семьи. Но вы не хотели этого.

– Вы заставили моего отца бросить меня. Уехать из Англии.

– Ваш отец отправился со мной во Францию, потому что полагал, что вы не будете так сильно ревновать его к нашим детям, если мы уедем из Эбботсфорда. Он оставил вам родовое имение, чтобы вы чувствовали себя уверенней и не сомневались в том, что именно вы, Уильям, – его наследник. Наши дети не были вам соперниками. После того, что случилось с Генри... – Маргарита замолчала, не в силах продолжать. Слезы душили ее.

– Вы не сможете доказать, что это я убил маленького ублюдка, – насмешливо заявил Уильям Эббот.

– Но ведь это действительно не вы убили его!

Уильям расхохотался.

– Хотите знать, как я это сделал?

Леди Эббот смертельно побледнела. Если бы у нее сейчас под рукой было какое-нибудь оружие, она расправилась бы с подлецом на месте. Оказывается, он действительно убил ее маленького сына! Чарлз не сомневался в этом. Но у него не было доказательств вины Уильяма. После гибели Генри Маргарита боялась оставаться в Эбботсфорде. В особенности, когда снова забеременела.

– Это мой дом, – заявила она, чтобы сменить тему разговора.

– Нет, это не так, – возразил лорд Эббот. – После смерти отца по закону вся его собственность перешла ко мне, мадам.

– Ваш отец оставил завещание.

Уильям достал из внутреннего кармана своего сюртука листок бумаги.

– Вы имеете в виду вот это, мадам? – коварно усмехаясь, спросил он. – Давайте посмотрим, что в нем говорится. Ага! Вот в этой части завещания упоминаетесь вы и Эмили. «Я завещаю мой дом в деревне Вертерр моей возлюбленной жене, Маргарите Эббот, урожденной де Тьерри, и приказываю, чтобы с доходов от моего имения на ее содержание ежегодно выплачивалась рента в сумме двух тысяч фунтов. Нашей дочери Эмили я завещаю в качестве приданого одну тысячу фунтов».

Лорд Эббот медленно порвал документ и бросил обрывки в огонь камина.

– Надеюсь, что завещание было составлено в одном экземпляре, – продолжал он. – А теперь хочу заявить вам, мадам, что по законам как Франции, так и Англии я являюсь единственным наследником моего отца.