Кэтрин Куксон: Стеклянная мадонна

Наступившим днем Дом жил необычной жизнью, так как мать уехала спозаранку в сопровождении старой Элис. Ее путь лежал в Дарэм, где она намеревалась навестить дядю Джеймса и тетю Эмму. Этот визит, определенно, был как-то связан с отцом, потому что утром Аннабелла стала свидетельницей необычной сцены: в ранний час, в 8.30, родители вместе спустились по главной лестнице. Отец не спускался вниз вот уже неделю, так как повредил бедро, свалившись с лошади, однако мог преодолевать лестницы с помощью трости. Аннабелла стояла неподвижно, пока они не пересекли широкий холл и не вышли; потом она бросилась в галерею и, прижавшись лицом к крайнему окну, успела разглядеть, как отец подсаживает мать в карету.

Вернувшись в детскую, она не застала там Уотфорд, что ее нисколько не огорчило, ибо возможность побыть одной была единственной компенсацией отсутствия матери.

В последнюю ее отлучку девочке удалось провести в одиночестве целых полчаса; это оказалось настолько восхитительно, что она вообразила, будто претерпела перевоплощение: никто ни разу не прервал ее мысли окликом: «Мисс Аннабелла, мисс Аннабелла, мисс Аннабелла!»

На сей раз Уотфорд вернулась в детскую в сопровождении своей подружки Ады Роулингз и, указав на подопечную пальцем, тихонько произнесла:

– Что я тебе говорила? Она и не шелохнулась!

Затем она громко спросила:

– У вас все в порядке, мисс Аннабелла?

– Да, Уотфорд, благодарю.

Девушки удалились в соседнюю комнату и там продолжили беседу, стараясь, чтобы их не было слышно, хотя Аннабелла слышала каждое их слово. Она сама не подозревала, что у нее настолько острый слух; видимо, этого не знали и подружки, потому что Ада Роулингз сказала:

– Сидит там, как древность египетская! Аннабелла задумалась об услышанном. При чем тут Египет? Она знала про Египет: мать как раз дошла до него на уроке истории. Египет – это место, где сплошь песок и камень; из камня сложены могилы, называемые пирамидами, а бескрайние пространства песка зовутся пустынями. Песок был ей интересен, поскольку им интересовался ее отец. Он твердил, что без песка не получится стекло.

Потом в беседе Уотфорд и Роулингз всплыла ярмарка. Говоря о ней и об американских горках, танцульках, каруселях, кулачных боях, они не старались понизить голос. Разговоры о ярмарке всегда сопровождались у них обильным прысканьем. Примерно месяц тому назад почти все слуги отправились на ярмарку в Ньюкасл; их повезли туда на подводах. Мать и дочь наблюдали за их отъездом из окна галереи. Отец тоже поехал на ярмарку, но, как водится, в карете и по другой дороге. Тогда она спросила у матери, что такое ярмарка, и получила ответ, что это скачки вперемежку с торжищем. На ее вопрос, поедет ли когда-нибудь на ярмарку и она, мать спокойно ответила: «Нет, милая, ты на ярмарку никогда не поедешь».

Это ее расстроило, так как в преддверии ярмарки весь дом кипел оживлением на протяжении нескольких дней. Мысль о ярмарке делала счастливыми всех, за исключением Элис, Харриса, миссис Пейдж и кухарки, которым, как и ее матери, было отказано в посещении увеселения.

После ярмарки Роулингз рассказывала, как ее обнимал и целовал Каргилл. Из этого следовало, что Каргилл в нее влюблен. Аннабелла представляла себе Каргилла влюбленным, однако не могла себе представить, чтобы любая, даже Роулингз, смогла ответить ему взаимностью.

Она доедала завтрак, когда появилась Уотфорд, снова в сопровождении Ады Роулингз, и сказала, глядя на нее:

– Бедняжка! – Повернувшись к подруге, она добавила: – Завтра ей исполняется семь лет.

– Как много! – На круглом красном лице Ады Роулингз появилась улыбка. – Вы чувствуете себя семилетней, мисс Аннабелла?

– Не знаю, Роулингз.

– Что вам подарят на день рождения?

– Еще не знаю, Роулингз, – повторила она.

– Ничего, узнаете, когда возвратится ваша мама.

– Да, Роулингз.

Роулингз одобрительно кивнула ей, а потом, повинуясь зову Уотфорд, последовала за ней в соседнюю комнату. Прислушавшись к их разговору, Аннабелла забеспокоилась, хоть и не понимала его подтекста.

Ада Роулингз спросила:

– Куда это она помчалась с такой прытью?

– Как и тебе, мне остается только догадываться. За деньгами, за чем же еще?

– Думаешь, она их получит?

– Ее дядя так люто его ненавидит, что не даст ей ни гроша.

– Разве это не ее деньги?

– Пусть так, но дядя – ее опекун и останется им еще два года. Когда ей исполнится тридцать, она получит… то, что останется.