Морин Маккейд - Гордость и грех

– Там, где я родилась и выросла, негров не считают ровней.

– На востоке Миссури.

– Откуда вы знаете?

На лице Данте отразилось понимание.

– Ваш акцент, моя дорогая. Он очарователен, но выдает ваше происхождение.

Смущенная проницательностью бармена, Ребекка спросила с сарказмом в голосе:

– Что еще вы обо мне знаете?

Однако Данте, похоже, не смутил тон Ребекки.

– Вы выросли в достатке и получили прекрасное образование вкупе с идеалами и моральными устоями высшего сословия. Однако ваша неосмотрительность привела к тому, что вы потеряли деньги и семью. И оказались здесь, в «Алой подвязке».

Ребекка отвернулась, стараясь унять закипающие на глазах слезы.

– Вы наполовину правы, Данте, – хрипло произнесла она. А потом глубоко вздохнула и посмотрела на Саймона. Сможет ли она с ним работать?

– Ничто так не разрушает разум и способность к трезвым размышлениям, как страх, – процитировал Данте.

Ребекка покопалась в памяти и вспомнила:

– Эдмунд Берк. [1]

Бармен довольно улыбнулся.

– Не часто встречаешь столь образованного человека, как вы. Это как дар небес.

Не удержавшись, Ребекка рассмеялась – слишком уж преувеличенной оказалась лесть Данте, – и ее сердце немного оттаяло. Она призадумалась над словами Данте. Боялась ли она Саймона? Страх ли порождал ее предубеждение к нему?

Ребекка порывисто сжала маленькую ручку бармена.

– Спасибо, Данте.

Глубоко вдохнув, но так, чтобы не обнажить грудь больше, чем требуется, Ребекка постаралась успокоиться, а потом вернулась к Саймону. Тот сидел возле пианино и листал ноты. Ребекка заглянула поверх невероятно широких плеч и узнала песню.

– «Прощай, родимый дом». Что ж, неплохо для начала.

Развернувшись, Саймон озадаченно посмотрел на нее.

– Мисс Глори?

Ребекка заставила себя похлопать Саймона по плечу и обнаружила, что это вовсе не так страшно, как казалось. На ее губах заиграла искренняя улыбка.

– Когда-нибудь я расскажу вам свою историю, а пока нужно разобраться с репертуаром.

Если Саймон и ощутил испытываемую Ребеккой неловкость, он этого не показал. Он обращался с ней вежливо и дружелюбно, а его сочный баритон успокаивал.

– Вы поете, Саймон? – проявила любопытство Ребекка.

Негр засмеялся. Его тихий смех напомнил Ребекке гул перекатывающихся камней.

– Нет, мэм. Я раз попытался, да только моего пения даже цыплята не выдержали.

Ребекка засмеялась.

– А кто сказал, что цыплята разбираются в музыке?

– Они оказались правы, мэм. Я не умею передавать мелодию, зато могу заставить петь это пианино. – Он любовно провел своей большой рукой по деревянной поверхности.

– Надеюсь, только это между нами, что цыплята не слишком пострадают от моего пения. – Ребекка еще раз пролистала ноты. – Мистер Карни хочет, чтобы я приступила к своим обязанностям завтра вечером. Не могли бы мы немного порепетировать завтра до того, как здесь станет слишком людно?

– Завтра суббота. Стало быть, посетители начнут прибывать уже в полдень. Придется начать репетицию рано утром.

– Во сколько закроется салун?

Саймон покачал головой.

– Зависит от количества посетителей. Иногда мистер Карни закрывает заведение в полночь. А иногда двери открыты до трех-четырех часов утра.

Ребекка закусила губу и, ощутив привкус помады, поморщилась.

– Очень не хочется просить вас репетировать со мной после бессонной ночи.

– Не беспокойтесь обо мне, мисс Глори. Мне хватит и трех часов сна.

– А вот за себя я не могу поручиться, – пробормотала она, а потом спросила: – В восемь часов вас устроит?

– Буду здесь в восемь, – пообещал Саймон.

Внимание Ребекки привлекли женские голоса, и она заметила двух спускающихся по лестнице девушек. Ее лицо залил румянец, потому что в одной из них она узнала ту, из-за которой едва не случилась драка. А вот другая девушка поразила ее не меньше, чем Саймон. Пианист был черен, как уголь, а кожа девушки напоминала по цвету карамель. Ввиду того, что Ребекка стояла рядом с Саймоном и даже беседовала с ним, шока при виде смуглой женщины она не испытала.

– Она его взяла, – произнесла черноволосая женщина и направилась прямиком к Ребекке. – Эй, ты надела мое платье.

Ребекка внутренне сжалась и, опустив глаза, посмотрела на собственный наряд.

– Я была уверена, что можно надевать любое платье.

И без того темное лицо мулатки потемнело еще больше.

– Я всегда надеваю это платье. Все вокруг это знают.