Джейн Фэйзер - Фиалка

— А какое это имеет к вам отношение. — спросила она с яростью, забыв о голоде и усталости. — Я не причинила вам вреда. Я не вмешиваюсь в дела английской армии, Вы заполонили всю мою страну, ведете себя, как богоданные герои-победители. Сплошное самодовольство, смотрите на нас свысока…

— Ты, придержи язык! — Сент-Саймон вскочил на ноги, глаза его засверкали. — Четыре года этот проклятый полуостров орошается кровью англичан, выполняющих работу за твоих соотечественников и пытающихся спасти тебя и твою страну из-под пяты Наполеона. Из-за твоей жалкой страны я потерял больше друзей, чем могу сосчитать! Ты хоть понимаешь это?

Могучая фигура нависла над ней, но Тэмсин не сделала попытки отодвинуться. Внезапно он наклонился, схватил ее за подбородок и повернул лицом к мигающей лампе:

— Понимаешь?

Голос его казался спокойным, но ярость, как обнаженное лезвие, сверкала в его ярко-голубых глазах, змеилась меж плотно сжатых губ, превратившихся в жесткую прямую линию.

— У англичан свои причины оставаться на полуострове, — ответила она, не отводя взгляда. — Англии не выжить, если Наполеон удержит Испанию и Португалию. Он закроет их порты для торговли с англичанами, и вы все умрете с голоду.

Оба они знали, что она говорила правду. Наступило молчание. Он все еще держал ее за подбородок, приблизив к ее лицу свое так, что она чувствовала тепло его кожи. Она глядела не отрываясь, его лицо вырастало перед глазами, пока не закрыло от Тэмсин все — жалкую комнатенку, тусклый свет очага — все это исчезло среди теней.

Джулиан впервые так пристально разглядывал девушку, впервые изучал ее, и тем временем порыв его праведного гнева испарялся — она была права. Бледно-золотые волосы, похожие на шелковистую пшеницу, образовали нечто вроде шапочки вокруг ее маленькой головки, на лоб падала неровно обрезанная челка. Миндалевидные, опушенные густыми ресницами глаза казались темно-лиловыми под изогнутыми светлыми бровями. Какое необычное лицо…

— Боже милостивый, а ведь сравнение с фиалкой не случайно, — произнес он медленно в полной напряжения тишине. — Хотя это, наверное, какой-то новый сорт — с шипами.

Его пальцы сильнее сжали ее подбородок, и его рот оказался так близко от ее губ, что Тэмсин чувствовала теплое дыхание, и от этого казалось, что только они двое существуют в этом времени и пространстве. Когда их губы встретились, у обоих возникло ощущение неизбежности.

Теплая, пахнущая мускусом темнота отгородила ее от прочего мира, а здесь остался лишь запах смоченной дождем кожи, жесткость его щетины на ее щеке и большие нежные губы.

Но вдруг все пропало, тишина разлетелась вдребезги, Тэмсин резко отдернула голову и ударила его по щеке.

— Бастардо! — Ее голос дрогнул. — Негодяй! — Она выплюнула эти слова ему прямо в лицо. — Вы насилуете своих пленниц, английский полковник? А я-то думала, что таким манером развлекаются только ваши пехотинцы. Но полагаю, они берут пример с офицеров.

Сила ее ярости и ненависти на секунду ошеломила Джулиана. Он не отвел взгляда, а его рука невольно взметнулась к щеке. Потом внезапно он схватил ее лицо обеими руками и снова прижался ртом к ее рту, на этот раз со свирепой силой, не жалея ее губ и раня их, прижимая ее голову к стене.

Когда он отпустил ее, Тэмсин не двинулась, лицо ее выделялось в темноте бледным пятном, глаза казались темными озерами.

— Теперь ты не будешь путать поцелуй по взаимному желанию с насилием, — заявил он прежним жестким тоном, его гнев теперь был направлен скорей на самого себя, чем на девушку. Сент-Саймон не мог понять, что на него нашло. Он поставил себе за правило никогда не знаться с женщинами, принимавшими участие в этой войне.

— Ты снова меня обидела, mi muchacha [5], и я не отвечаю за последствия.

По ее телу пробежала дрожь, но она не сдвинулась с места и не сказала ни слова. Джулиан глядел на нее сверху вниз и теперь заметил голубые тени усталости у нее под глазами, тонкую, как бумага, кожу и тонкие линии осунувшегося лица. Два дня она была пленницей французов. Когда она в последний раз ела, когда пила?

Она напомнила ему привядший цветок.

«Боже милостивый! Я пал жертвой припадка сентиментальной фантазии!» — подумал он с отвращением, но все же повернулся к огню и наполнил кружку чаем:

— Вот!

Все еще не говоря ни слова, она потянулась к чаю, и он заметил, как дрожат ее пальцы. Она обхватила двумя руками горячую кружку и поднесла ее к губам. Когда теплая жидкость пролилась в горло, Тэмсин почувствовала себя на седьмом небе. Джулиан разломил хлеб, положил на краюшку два толстых ломтя холодной баранины и протянул ей. Потом повернулся к огню, чтобы не смущать ее и дать поесть в относительном уединении, забыв о веревке, все еще привязанной к его поясу.