Мэйдлин Брент - Тени прошлого

– Сеньорита, вы пришли к отчаявшимся людям, – сказал он наконец. – Если бы вы умерли, мое обещание больше не имело бы цены.

Внезапно меня охватил страх, но я не поддалась ему и постаралась говорить не очень дрожащим голосом:

– Сеньор, в вашей власти убить нас и жить убийцей до конца своих дней.

Тоби вытянул ноги и задумчиво произнес:

– Прежде чем мы выехали их Оахаки, я написал подробную записку о том, что мы собираемся сделать. Если мы не вернемся, ее опубликуют все газеты в Мехико и очень многие в Европе и Американских Штатах. Сеньор, вы будете опозорены.

Рамон Дельгадо тяжело вздохнул, стараясь взять себя в руки, а потом сел за стол и посмотрел на меня ненавидящими глазами.

– С вас не упадет ни один волос. Что же до Эндрю Дойла, я подумаю и утром дам вам ответ.

– Могу я увидеться с Эндрю? – спросила я.

– Поверьте мне на слово, что он жив и здоров. – Рамон Дельгадо взял в руки кольцо и пристально вгляделся в него. Потом он что-то сказал по-испански, и вошли двое мужчин с ружьями. – Теперь вы покинете нас, мистер Кент, – проговорил он, все еще не отрывая глаз от кольца. – Будьте добры, идите с моими людьми.

Я опять перепугалась до смерти, и голос у меня стал тонким от напряжения:

– Пожалуйста, скажите мне, что вы не причините зла мистеру Кенту.

Рамон Дельгадо пожал плечами.

– Не могу, сеньорита. Люди здесь собрались дикие, а дисциплина, увы, хромает.

Тоби встал и коснулся моего плеча:

– Не беспокойтесь. Все будет в порядке.

Потом он повернулся и быстро вышел в сопровождении двух мужчин, обещая им нескучный вечерок теми несколькими словами, что мы успели выучить.

Когда дверь за ними закрылась, Рамон Дельгадо положил кольцо и посмотрел на меня. Даже в плохо освещенной комнате я не могла не заметить, что он совершенно вымотан.

– Вы разделите со мной мою кровать? – спросил он.

– Если это плата за жизнь Эндрю Дойла и Тоби Кента – да, если нет – то нет.

Он очень удивился:

– После стольких лет в Париже какое это имеет значение? Всего еще одна ночь с еще одним мужчиной.

Я постаралась держать себя в руках.

– Сеньор, вам известны обстоятельства моей жизни. Меня похитили ребенком и принудили к этому занятию, но даже в семнадцать лет, когда мы с вами встретились, я дождаться не могла, когда обрету свободу. Та жизнь осталась в прошлом, как я всегда мечтала, и с тех пор ни один мужчина не коснулся меня. Когда вы просите меня разделить с вами постель, вы просите не la professeuse из Колледжа для юных девиц. Ее больше нет. Вы просите совсем другую женщину – Ханну Маклиод.

– Но вы готовы отдать себя ради спасения Эндрю Дойла?

– Да.

– И мистера Кента?

– Да.

Он, не понимая, покачал головой:

– Мексиканка скорее умрет, чем позволит обесчестить себя.

– Мы говорим о моем женихе, которому грозит смерть, и о моем друге, которому тоже грозит смерть. Кроме того, меня столько заставляли отдавать мужчинам свое тело, что я вовсе не буду чувствовать себя оскорбленной. Бесчестны те, кто заставляет меня подчиняться.

Долго он просидел, свесив голову на грудь и полузакрыв глаза, но потом вздохнул и сказал:

– Вы проведете эту ночь в одиночестве. Мое решение не будет зависеть от вашего.

* * *

Какой-то мужчина провел меня через всю деревню к маленькому домику, в котором жили две морщинистые старухи, и что-то очень быстро сказал им по-испански. Они закопошились и стали с любопытством осматривать меня и мою одежду. Особенно им понравились мои башмаки. Когда мужчина ушел, женщины провели меня в крошечную комнатушку, где в углу лежал соломенный тюфяк, и жестами показали, что я должна на него лечь. К счастью, мужчина вскоре вернулся с моей постелью, потому что тюфяк был ужасно грязный.

Он остался за дверью, по-видимому, сторожить меня, и вскоре принес мне бутылку с водой и немножко сыра с лепешками. Я поела, расстелила постель и легла. Лампы не было, только в блюдце с маслом плавал фитилек.

Некоторое время были слышны только далекие голоса, вероятно, из лагеря бунтовщиков, заглушаемых болтовней старух, которые остались в комнате, что выходила прямо на улицу. Я никак не могла понять, что у них общего с бунтовщиками, но потом решила, что они, верно, жили в деревне и остались в ней, когда все остальные ушли.

А потом моих ушей достиг шум, от которого я похолодела. Поначалу я ничего не поняла. Он то наплывал, то стихал и был похож на шум ветра в туннеле. В конце концов до меня дошло, что это шумит толпа. Люди были чем-то взволнованы, по-видимому, каким-то зрелищем, потому что иногда до меня долетали даже отдельные крики. Я вспомнила, как Тоби водил меня в цирк в Англии, и зрители там шумели точно так же, наблюдая за головокружительными трюками акробатов.