Белль Дэвис… Эта женщина несла в себе некую загадку. Ее нечастые посещения нарушали наше монотонное существование, давая пищу для размышлений и пересудов. Она была сестрой нашей соседки на Рыбной улице – такой же измученной родами и домашними хлопотами женщины, как и моя мать. Наверное, самое первое воспоминание моей жизни – это карета Белль, что катит по улице к нашему дому, а затем из нее выходит сама Белль, одетая так же роскошно, как леди, которых мы видели в соборе св. Павла по воскресеньям. Она наносила непродолжительные визиты сестре, оставаясь в ее домике до тех пор, пока привычное для нас зловоние и духота убогого жилища не заставляли ее ретироваться. А уходя, она всегда совала в жадную руку своей сестры кошелек. Затем она садилась в карету и под крики разгонявшего толпу кучера удалялась, кивая зевакам с величием королевы.
Нам, детям, она представлялась существом из какого-то другого мира, да, впрочем, так оно и было. И мой детский рассудок был озадачен, когда однажды мне удалось подслушать разговор между моей матушкой и сестрой Белль. Они шептались о ней, как об умершей, и жалели ее. Жалели ее! – это ослепительное, счастливое существо, являвшееся подобно ангелу и олицетворявшее собой благополучие. Это было выше моего понимания, и я попыталась найти ответ на эту загадку у старших сестры и брата. Брат наплел мне всякой ерунды, а менее деликатная сестра фыркнула:
– Она падшая женщина. Проститутка.
Мне было достаточно хорошо известно, что означает слово «проститутка», – в трущобах таким вещам учишься быстро, но что общего могла иметь прекрасная Белль с теми грязными созданиями в струпьях и язвах, что после наступления темноты слонялись по мостовым, приставая к юнцам и пьяным, а потом валялись в грязных переулках, зарабатывая свои жалкие шесть пенсов! Что общего могла иметь Белль с ними!
Став постарше, я сделала для себя вывод: так же, как на свете существуют богатые и бедные «честные люди» – к этому приучила меня матушка, и мы, по ее схеме, относились к последним, – должны существовать богатые и бедные проститутки. Как-то раз я высказала это соображение вслух.
– Нет, – твердо ответила матушка, – падшая женщина она и есть падшая. Все они кончают одинаково: вечным проклятьем и геенной огненной, нищетой и сточной канавой, болезнями и мучительной смертью.
Тогда я стала ждать, когда же настанет этот день и для Белль и она станет ползать по мостовой в отрепье, выклянчивая милостыню, но он почему-то так и не наступил. Моя мать умерла и была похоронена вместе со своей честностью, а к соседнему дому по-прежнему подъезжала карета и Белль казалась еще прекраснее, чем прежде.
Но вот как-то раз, вернувшись домой под вечер, я с удивлением заметила, что карета стоит возле нашего дома. Я ходила на рынок в Ковент-Гарден, где по вечерам торговцы выбрасывали остатки непроданных овощей и беднякам было чем поживиться. К тому времени, как я добралась домой, уже стемнело, и то, что Белль приехала так поздно, тоже удивило меня: в ночную пору наш район был не самым подходящим местом для прогулок хорошо одетых дам в каретах. Еще больший сюрприз ждал меня в комнате, когда я открыла дверь и втащила тяжело нагруженную корзину. Белль, как всегда, прекрасно одетая, в платье с тончайшими оборками и рюшами, сидела за столом напротив моего отца, а сальная свеча отбрасывала на них свой неверный свет. Вечер был прохладным, но на бледном лице отца выступили крупные капли пота – я помню, это поразило меня и даже немного встревожило: не подхватил ли и он лихорадку? Ведь он страдал от колик на протяжении почти всего лета, в результате чего мы прочно сели на мель.
Увидев меня, отец занервничал еще больше и начал что-то говорить, но Белль знаком велела ему замолчать и одарила меня ослепительной улыбкой. Слишком крупные квадратные зубы были, пожалуй, единственным, что портило ее. Поманив меня рукой, она сказала:
– Подойди сюда, Элизабет, подойди, дорогая. Присаживайся рядом с нами. Мы с твоим отцом только что обсуждали планы относительно твоего будущего. Я намерена забрать тебя отсюда. Садись, дитя мое, и слушай.
Повернувшись к моему отцу, она заговорила, словно продолжая прерванную фразу:
– Как я уже сказала, в течение года ничего не произойдет, но я настаиваю на том, чтобы у меня были полностью развязаны руки. За это время она должна будет выучиться всему: танцевать, петь, говорить, развлекать гостей, со вкусом одеваться. – Белль выразительно пожала плечами и подвела итог: – Абсолютно всему. Ты умеешь читать и писать? – внезапно обратилась она ко мне.
Читать дальше