Дмитрий Суслин: Королева Варваров

В любом деле, даже самом ничтожном и грязном, он видел для себя выгоду. Умудряясь быть на равных с приближенными принцепса, чаще всего такими же, как и он сам пройдохами, этот человек добился права быть включенным в сословие всадников. Рассылая своим друзьям приглашения на обеды, Лукреций не потерял хватки распознавать в том или ином человеке качества, из которых он мог бы извлечь для себя пользу. Но чтобы не выглядеть в глазах публики способным на дружбу только с теми, кто принес бы ему выгоду, он зазывал на свою виллу и известных литераторов, юристов, философов. Но мало кто отзывался на приглашения прославленного на всю империю доносчика. Гостей Лукреций делил на категории, в зависимости оттого, что представлял собой тот или иной человек. «Радушный хозяин», — говорили одни. «Скряга, какого еще белый свет не видел», — твердили другие. Сам же Лукреций не считал себя скупым человеком и даже обижался, если слышал, что кто-то говорит о нем, как о скряге.

Как бы то ни было, но свою челядь он буквально морил голодом. Любой, кто встречал толпу рабов, изможденных и высохших как палки, сразу же говорил, что это слуги Лукреция. Их жизнь нисколько не ценилась. А в ответ на упреки друзей о лучшем содержании невольников, Лукреций говорил, что он ни одного раба даже пальцем не тронул за свою жизнь.

Знаменитому доносчику давно уже перевалило за шестой десяток, но он в отличие от других римлян действительно не врал. Он не любил, когда в его присутствии кто-нибудь рассказывал о проведенных гладиаторских боях, кто победил в поединке, и кого зрители присудили к смерти. В амфитеатре он был всего раза три за свою жизнь, я вид крови вызывал у него такое отвращение, что он даже дал себе зарок больше никогда не присутствовать на зрелищах, где убивают друг друга. Можно даже подумать, что Лукреций был мягкосердечным человеком, если бы… Если бы не его отношение к рабам и к тем, кого он совершенно необоснованно обвинял в преступлении против императора.

Когда Лукреций открыл глаза, слуги настороженно вытянулись перед ним, а их господин, часто моргая и зевая, казалось, не мог взять в толк, где он находится. Перевернувшись на бок, и кряхтя так, словно это было для него непосильным трудом, Лукреций встретился взглядом с толстяком и, улыбнувшись, щипнул его за грудь. Пузо даже не шелохнулся, а его рот расплылся в улыбке.

— Помогите мне встать, — наконец произнес Лукреций, к которому сразу же подскочило несколько услужливых рабов. Они тут же поставили его на ноги. — Я уже стою?

Вопрос относился к курчавому рабу с распухшими губами.

— Да, мой господин, — ответил тот.

— Хорошо. Тогда пусть кто-нибудь разомнет мне спину, а то мне кажется, что ее у меня нет.

Тут Пузо, растолкав всех в стороны, первым поспешил к Лукрецию. Его тело тряслось при ходьбе, как студень. Он осторожно, словно боясь обжечься, прикоснулся к сгорбленной спине старика, и несколькими движениями рук помассировал тело Лукреция. Затем знаменитый доносчик, приподняв и опустив плечи, произнес:

— Довольно! Теперь намного лучше.

На старика накинули простыню, и, придерживая с двух сторон, повели в дом. Толстяк, как резвый поросенок, бежал впереди. Лукреций не был больным человеком. Он не страдал от неизлечимой болезни, которая парализовала его движения, просто он настолько привык к тому, что его опекают рабы, что даже о мелочах он осведомлялся у слуг. Подкрепившись после сна вином и жареной рыбой, своей излюбленной едой, Лукреций велел принести кресло в портик, где он собирался провести подсчеты своих доходов и расходов за месяц.

Настроение у Лукреция было приподнятым, и этим решили воспользоваться рабы, которым в тот день выдали особенно скудный паек. Они решили просить добавки. Вожаком был выбран Бурсен, галл по национальности, месяц назад купленный на торгах, устраиваемых государством при распродаже пленников.

Когда Лукреций отпустил вилика, который отчитывался перед ним раз в неделю, и приказал ему почесать себе спину, на портик ввалилась толпа совершенно нагих рабов.

Господин удивленно поднял брови, и с любопытством уставился на невольников. На миг наступила тишина. Около тридцати человек стояли перед Лукрецием. Вперед выступил Бурсен. На исхудавшем лице галла застыла гримаса мольбы и скорби.

— Что вам от меня надо? — спросил Лукреций.

— Мой господин, мы голодаем, одежды на нас уже давно нет. У некоторых остались лишь жалкие лохмотья. Мы просим тебя, чтобы ты кормил и одевал нас так же, как другие господа своих рабов.

Читать дальше