Дебора Рэли - Бурная ночь

– Пункт первый, – зачитал Йен запись в книжке Фредерика. – Даннингтон оставляет по двадцать тысяч фунтов троим своим ученикам. Почему только троим?

– Mon Dieu!

Рауль со свистом вдохнул воздух и посмотрел на Фредерика сузившимися глазами.

– Ты, как всегда, Фредерик, взял быка за рога. За долгие годы в учениках у Даннингтона побывало не менее двадцати мальчиков. Почему ему вздумалось выбрать нас троих?

Фредерик потянулся к стакану с бренди и отхлебнул глоток.

– Мы трое были первыми его учениками. И возможно, не стоит это считать случайным совпадением, – медленно произнес он. – Возможно, у Даннингтона появилась информация о наших отцах еще до того, как он открыл школу, а когда пришло время набирать учеников, то откуда было уместнее всего изыскать троих влиятельных джентльменов, готовых пуститься во все тяжкие, лишь бы сохранить в тайне свои делишки?

Йен поднял брови:

– Ты хочешь сказать, что Даннингтон ухитрился докопаться до неких интригующих подробностей и использовал это для того, чтобы финансировать свою школу для незаконнорожденных?

– Да, – согласился Фредерик.

С минуту Йен переваривал эту идею.

– А знаешь, я думаю, он и школу-то открыл ради нас. Он был сентиментальным старым болваном. Очень похоже, что он обратил на нас внимание или услышал о нашем существовании, когда служил учителем в разных благородных домах. Если он принял решение как-то помочь нам, то ему пришлось собирать сведения о наших отцах. А уж после того, как мы оказались в его школе, было естественным продолжать прилагать усилия и помогать в нужде и другим мальчикам.

Наступила краткая пауза, пока Рауль не издал тихий отрывистый смех:

– Черт возьми, Йен! Неужели ты научился пользоваться не только тем органом, что у тебя в штанах, но и тем, что в черепной коробке?

Йен улыбнулся со свойственным ему суховатым юмором:

– Боюсь, что это не так выгодно.

Фредерик только усмехнулся, услышав это добродушное поддразнивание. Эти трое взрослых джентльменов были ближе, чем обычно бывают братья. Их связывало нечто большее, чем узы крови. Их роднили сознание того, что они оказались нежеланными, и стыд от этого сознания. И отторгли их не только семьи, но и общество, относившееся к ним с пренебрежением, как к отверженным.

Их жизнь состояла из непрерывной борьбы и стараний обрести место в мире. И, слава Богу, они обрели друг друга.

– Я полагаю, что это разумно, – сказал Фредерик, снова завладевая своей записной книжкой. – Предположим, Даннингтон решил помочь нам и сумел раскопать некие сведения о неком джентльмене, которые тот предпочел бы не раскрывать всему свету.

Рауль кивнул:

– Для домашнего учителя не столь уж сложная задача. В доме учитель занимает особое положение. Он не вполне слуга, но и не член семьи. Где-то посередине. И потому ему нетрудно подслушать кое-какие разговоры или увидеть тайные встречи.

Йен возобновил свое нетерпеливое и стремительное движение по комнате.

– Ну, какую бы информацию он ни раскопал, это должно быть нечто более серьезное, чем наличие незаконнорожденного ребенка. Ведь наши отцы никогда не отрицали нашего существования.

– Но мы оставались нежеланными детьми, – пробормотал Фредерик.

– Так-так, – пробормотал Йен, поднимая стакан, будто хотел провозгласить шутливый тост.

– Ну, мы были нежеланными для своих отцов, но никак не для Даннингтона. Он, похоже, нас ждал. Он отчаянно желал нашего появления, – заметил Рауль, и его красивое лицо смягчилось при воспоминании о человеке, изменившем их жизнь. – Ведь, в конце концов, если бы он пожелал, то мог бы удрать с шестьюдесятью тысячами фунтов и жить припеваючи.

Фредерик улыбнулся, представив Даннингтона, худощавого мрачного джентльмена, всегда безупречно одетого и тщательно причесывавшегося, чтобы скрыть все увеличивающуюся лысину. На первый взгляд он производил впечатление невозмутимого и въедливого наставника, человека, обычно нелюбимого мальчиками. Но под этими степенными манерами скрывались незаурядный ум и редкая способность вдохновить самого нерадивого ученика. В том числе даже юного Фредерика, отличавшегося нелюдимостью и застенчивостью.

Именно Даннингтон распознал в нем дар к механике. И вложил целое состояние в необходимые для Фредерика материалы, чтобы тот мог мастерить что и сколько душе угодно. Этот долготерпеливый человек иногда пытался использовать (случалось даже с успехом) странные изобретения Фредерика, в том числе водяные часы, столь часто и обильно протекавшие, что пол под ними испортился и прогнил.