Клод Фер - Уйти от погони, или Повелитель снов

– Еще половина пальца, – сказала я.

Ибо человек сей думал при последних словах: «Так я тебе все и скажу. Раскатала губу…» – фразой этой он мне нравился, ибо говорила она о смелости его и верности своему хозяину. Но давать поблажки своим врагам я не была намерена.

– Вы, синьора… – сказал он, облизав разом обсохшие губы, – читаете мысли? Я правильно понял?

Ни единой черточки не изменилось на моем лице, взгляд по-прежнему был холоден и суров, но человек сей был догадлив, потому, даже не услышав ответа, продолжил уже совсем иным голосом, покорным:

– Это меняет дело, синьора София. Если бы я знал сразу о том, что вы читаете мысли, я бы сберег три пальца… – помолчал и начал, наконец, отвечать по существу. – Все дело в том, что слежка за вами началась с того момента, едва мы получили сведения о том, что ваш отец выбрал в наследницы рода Аламанти именно вас. В двенадцать лет вы были миленьким ребенком, как утверждали наши люди, сидевшие на скалах возле того места, где несколько лет спустя вы оказались в плену у разбойника Лепорелло.

В этот момент мне очень захотелось спросить у горбуна, почему же ломбардцы не спасли меня из рук разбойников, но это было бы вторым вопросом, в результате чего потерялся бы ответ и на первый, потому я промолчала.

– Но после посещения вами леса, который в течение столетий носит имя Волшебного, вы сильно изменились.

Если раньше вы были всего лишь бесшабашной девчонкой, то с той ночи вы превратились в настоящую хозяйку земель Аламанти по духу своему. У наблюдателей наших было целых два изобретения нового времени. Главное из них – дальнозоркие трубы, позволяющие приближать к глазу вещи, находящиеся на расстоянии далеком и не видимые простым глазом. Поэтому они могли – впервые за всю историю слежения за Аламанти – наблюдать, как происходит взросление и становление молодой колдуньи Аламанти. Результаты каждого дня наблюдений записывались и раз в неделю отправлялись отцу господина моего Иегуды в…

Здесь он запнулся, а я продолжила за него:

– … в Рим.

И он, сломавшись уже окончательно, продолжил точно также:

– … в Рим, где жили мы все хоть и в Еврейском квартале, но под защитой святой римской церкви.

– Возвращаю один палец, – сказала я. – Ты заслужил.

Горбуны – существа лживые, коварные, об этом знают у всех народов, ибо во всех сказках, во всех легендах, во всех историях, которые я слышала на всех известных ныне континентах, горбуны предстают в виде злобных и подлых существ. А глас народа – это глас Божий. А горбун-иудей опасней прочих горбунов стократ. Я должна была помнить об этом прежде, чем высказывать свою милость верному слуге своего врага, – и я помнила, конечно, но при этом еще старалась быть справедливой. Ибо никто во всем свете не посмел бы выдать столь страшную тайну: мать святая церковь наша католическая покровительствует ломбардским домам и защищает ненавистных народам Европы ростовщиков от справедливого гнева христиан.

– Благодарю вас, синьора, за великодушие, – склонился в поясе Скарамуш. – Но позволю себе продолжить рассказ.

Я согласно кивнула.

– Не один господин мой Иегуда читал сообщения получаемые от наблюдателей. Все умнейшие люди Еврейского квартала Рима внимательно изучали каждое слово, написанное о вас, толковали и обсуждали каждый ваш шаг, сделанный за чертой вашего замка, каждый ваш поступок, увиденный нашими людьми. Мудрейшие из мудрых, знатоки колдовства и ведущие маги, предсказатели судеб, умельцы раскладывать кости и гадать в Таро ученые-кабаллисты изучали каждый шаг ваш, каждое донесшееся до нас слово. Это была поистине колоссальная работа… – здесь Скарамуш замолчал, делая не то перерыв, не то для того, чтобы обратить мое особое внимание на продолжение мысли. – Но толку от нее было никакого. Мы видели лишь результаты изменения в вашем внешнем виде, в ваших поступках и вашем умении. Главного – где и как происходили эти изменения – мы не обнаружили. Могли только догадываться, что основная работа по превращению вас в истинную Аламанти происходила за стенами замка. Возможно, даже в полостях внутри этих стен или в подземельях. Исчезновение пажа вашего отца подтверждало эту догадку косвенно. Твердых свидетельств того, что главные превращения происходят под землей, нами обнаружены не были…

«Сказать или нет?» – мелькнула его мысль при этом. И я тотчас откликнулась с радостью в своем сердце:

– Плюс один палец. Остается шесть.